Лора Гурк - Свадебный переполох

А потом она ощутила необходимость сказать то, что чувствовала.

— Я люблю тебя, — вырвалось у нее. Она коснулась пальцами его лица, затем откинула с его лба прядь волос. — Я люблю тебя, Кристиан.

Тишину, воцарившуюся в комнате, казалось, можно было резать ножом. И Аннабел вдруг подумала: «Похоже, я совершила ошибку. Ведь Кристиан женится на мне из чувства долга, а не по любви. Если бы у него был выбор, он бы ни за что не сделал этого». Так что же она ожидала от него в ответ на свой бездумный порыв?

Молчание затягивалось, и с каждой секундой оно становилось все более тягостным, так что ей снова пришлось заговорить — только бы прервать это ужасное молчание.

— Я просто хотела, чтобы ты знал, — пролепетала Аннабел. — На случай… если тебя это вдруг волнует.

Она старалась убедить себя, что это не имело значения, но тот факт, что она сказала ему о своих чувствах, говорил об обратном, и они оба это знали.

Она уже хотела уйти, но он вдруг взял ее за руки и прижал к панели орехового дерева. А потом поцеловал так страстно, что Аннабел потеряла способность думать… и даже дышать.

Герцог же всем своим телом прижал ее к стене, и она почувствовала, как он возбужден. Затем одна его рука легла ей на грудь, а другая скользнула под юбки — и в панталоны.

Она прервала поцелуй, но он снова впился губами в ее губы. И в тот же миг коснулся пальцами ее лона. Аннабел вновь прервала поцелуй, издав негромкий стон и закрыв глаза, чувствуя жар, разливающийся по всему телу. А он пробормотал ей в ухо:

— Я хочу тебя, Аннабел. Прямо здесь, прямо сейчас.

Она кивнула, соглашаясь, — не могла не согласиться. Он тотчас перестал ласкать ее грудь и обеими руками стащил с нее панталоны — они соскользнули по ее ногам. Целуя ее в шею, Кристиан расстегнул пуговицы на брюках, и теперь его дыхание стало хриплым, а все движения резкими и торопливыми. А потом его руки обхватили ягодицы девушки, приподняв ее, и Аннабел инстинктивно раздвинула ноги. Кристиан тут же вошел в нее, и горячая волна наслаждения почти сразу же накрыла ее. Она закричала, а жаркие волны снова и снова накатывали на нее. Они содрогнулись почти одновременно, а потом затихли, тяжело дыша.

Какое-то время Кристиан по-прежнему прижимал ее к стене, а затем медленно и осторожно опустил, и ее ноги коснулись пола. Улыбнувшись, он провел кончиками пальцев по ее щеке, и в этот миг выражение его лица было таким нежным, что она почти поверила, что он любил ее. Но герцог не сказал ни слова, и эти несколько минут, какими бы страстными они ни были, ничего не изменили.

А он вдруг взял ее лицо в ладони и, поцеловав в губы, проговорил:

— Тебе лучше вернуться первой. — Кристиан отступил на несколько шагов. — А если кто-нибудь из слуг увидит тебя, то ты заблудилась, понятно?

Она кивнула:

— Да, весьма правдоподобно звучит.

Аннабел направилась к лестнице и отыскала дорогу в гостиную, где вся ее семья пила чай вместе с леди Сильвией. Но девушка не могла присоединиться к ним, так как вся ее одежда находилась в беспорядке. К тому же она чувствовала влагу между ног, и, должно быть, от нее исходил весьма характерный запах.

Быстро направившись в свою комнату, Аннабел помылась водой из кувшина на туалетном столике, а затем пролила немного воды на платье, чтобы как-то объяснить его смену — в конце концов, слуги все замечали.

Надев другое платье и почувствовав себя посвежевшей, она позвала горничную, чтобы убрать воду. Затем заколола волосы, выбившиеся из прически, и припудрилась. В зеркале она видела, как служанка вытирала воду с пола, и вспоминала, как не так уж давно сама мыла полы. А еще — стирала одежду с помощью стиральной доски. И вот теперь она в Англии… и вот-вот станет герцогиней.

Герцогиней — без любви мужа.

Аннабел поставила локоть на туалетный столик и задумалась… Ну почему она сейчас все время об этом думала? Ведь раньше она никогда не думала о любви… Была готова выйти замуж за Бернарда и провести с ним всю жизнь, хотя и не любила его.

Вспомнив о графе, Аннабел поморщилась. О чем она только думала, соглашаясь выйти за него?

Наверное, все дело в том, что она не любила Бернарда. И ее, запутавшуюся и сбитую с толку, это вполне устраивало. Без любви было куда проще. Безопаснее. И не так больно… Ведь ничто не ранит больнее, чем не оправдавшиеся ожидания.

Но что же ей теперь делать? Наверное, лучшее, что она могла сделать, — это снова стать той девушкой, которой была два месяца назад, когда с радостью ожидала свадьбы без любви и жила безо всяких иллюзий. Той девушке невозможно было причинить боль.