К. У. Гортнер: Откровения Екатерины Медичи

— Они за все заплатят, — пробормотал он. — Все они: и монашки Святой Лючии, и мятежники-флорентийцы, и предатель Карл Пятый. Все расплатятся за то, что натворили.

Дядя обращался вовсе не ко мне. Присев в реверансе, я почтительно отступила от трона. Кардиналы курии, выстроившиеся по углам зала, провожали меня хищными взглядами, словно ястребы добычу.

Меня пробрал озноб. Что бы они там ни задумали, я была свято уверена: это не к добру.

После той встречи папа Климент долгое время не виделся со мной, целиком оставив на попечение фрейлин. Еще несколько недель я не могла спать спокойно, вскакивала с криком от кошмарных снов, в которых воскресали месяцы тягостного заточения в обители Святой Лючии. Какое блаженство мне доставило известие, что монашки обложены безжалостным денежным штрафом, а орден их распущен! Куда меньше меня порадовало то, что папа Климент отказался восстановить во Флоренции республику и назначил управлять городом своего вельможу.

Лукреция сказала прямо: «Он сокрушит Флоренцию под своей пятой и позаботится о том, чтобы так же солоно пришлось императору Карлу Пятому».

Я понимала ее правоту. Впрочем, я была еще юна и довольствовалась тем, что держалась подальше от политики, — гуляла в садах, читала, снимала мерки для новых нарядов, ела и спала сколько хотелось.

Лукреция исправно извещала меня обо всех новостях папского двора, который воспрянул к жизни еще прежде, чем со стен отчистили сажу и следы надругательств. Незадолго до моего тринадцатилетия она сообщила, что Франциск, король Франции, отправил в Рим нового посла и папа Климент желает, чтобы я развлекла его.

— И как же я должна его развлекать? — Я воззрилась на нее в изумлении. — Подливать вина?

— Разумеется, нет! — Лукреция от души расхохоталась. — Ты усладишь его взор французским бассдансом; [2] Средневековый танец, величественный и степенный, состоящий из шагов и поклонов. его святейшество уже нанял для тебя учителя. Надо не забыть приготовиться к завтрашним занятиям. До сих пор тебя научили немногому из того, что положено знать и уметь женщине. Настало время сделать из тебя придворную даму.

— Кажется, еще недавно ты советовала мне жить как птице небесной, — проворчала я.

Речи Лукреции мне не слишком понравились, однако моего мнения никто не спрашивал. В последующие дни меня безжалостно школил некий вертлявый щеголь, обильно политый духами: он орал на меня и тыкал своей белой тросточкой, приговаривая, что, дескать, я неуклюжа, как кобыла. Я ненавидела танцы — бесконечные дурацкие реверансы, трепетные взмахи ладонями и жеманные взгляды раздражали меня неимоверно.

Все же я добилась достаточных успехов, дабы «усладить взор» французского посла. Мой дядя, раскрасневшись от выпитого вина, покачивался на троне, а посол с загадочной усмешкой мерил меня взглядом с головы до пят, словно я была куклой, выставленной на продажу.

Пару дней спустя у меня впервые случились месячные. Спазмы внизу живота оказались так сильны, что я стонала от боли, однако Лукреция объявила, что это, дескать, добрый знак: у меня будет много здоровых сыновей. Несмотря на неприятные ощущения, я с восторгом изучала едва уловимые перемены, которые происходили с моим телом: груди потяжелели и стали шелковистыми на ощупь, бедра округлились, на коже появился нежный пушок — все это, казалось, появилось за одну ночь.

— Я буду хорошенькой? — спросила я Лукрецию, когда она причесывала меня.

Волосы мои отросли гуще прежнего и вились, и Лукреции нравилось вплетать в них ленты и украшать шитыми жемчугом шапочками.

— Ты и сейчас хорошенькая. — Она перегнулась через мое плечо и поглядела на отражение в зеркале. — Твои большие черные глаза очаруют любого мужчину, а губы такие пухлые, что завлекут даже епископа… Впрочем, епископа завлечь не так уж трудно, — прибавила она, лукаво подмигнув.

Я засмеялась. Лукреция считалась старшей над прочими девушками, назначенными наставлять меня, но на самом деле она была мне как сестра, и я всякий день радовалась тому, что она рядом. Ее дружба исцелила мои душевные раны, и теперь я смело смотрела в будущее, готовая к новым испытаниям.

Что именно ждет меня, выяснилось довольно скоро. Как-то Лукреция сообщила, что папа Климент желает меня видеть. Цели свидания она не знала, могла только сказать, что ему угодно повидаться со мной наедине. И мы направились в папские покои по коридорам, где стены были завешаны мешковиной и трудились многочисленные ремесленники, восстанавливая поврежденные захватчиками фрески.