— Дай мне неделю, Логан. Я отправлю тебе вола как свидетельство моих добрых намерений.
— А как насчет моих добрых намерений, Кэтлин? — собственнические инстинкты, с которыми он родился и вырос, проявились в нем, и Логан протянул руку, чтобы погладить ее лицо. — Я уже предложил решение, с которым ты, хочешь не хочешь, должна согласиться.
— Имей хоть каплю здравого смысла. Ты же женат на моей сестре!
Его черные, как угли, глаза зажглись от раздражения.
— Клянусь распятием Святого Христа, я не муж Мэгин!
Она посмотрела на него сквозь легкое облачко торфяного дыма, поднимающееся от камина.
— Ты мог бы им стать, если бы снизил свои требования.
— Никогда, — решительно заявил он, — лорд не может требовать меньше.
— А я ничего не могу дать до отела. — Она собрала свои бумаги. — Только одного здорового вола. Конн приведет его тебе.
Его кулак с грохотом обрушился на стол, заставив всех вздрогнуть.
— Мне нужен не вол, а жена, Кэтлин!
— Она будет у тебя, обещаю. Но она такая же безрассудная, как и ты.
В этот момент раздался такой громкий вопль ребенка, что никто не услышал бы ответа Логана, даже если бы он дал его. Причина крика не вызывала сомнений, только голод мог придать голосу ребенка столь оглушительную силу.
Значит, еще одна голодающая семья достигла Клонмура. Забыв о Логане, Кэтлин поспешила встретить ее.
Мэгин была уже там, покачивая ребенка на одной руке, а другой нетерпеливо призывая кого-нибудь принести молока. Теребя пальцами поля своей широкополой мягкой шляпы, к Кэтлин приблизился мужчина.
— Вы хозяйка этого дома?
Никто никогда не принял бы ее за менее важную персону. Сама себе удивляясь, она ответила:
— Да, — и ободряюще улыбнулась. — Добро пожаловать в Клонмур.
— Говорят, двери вашего дома открыты для таких, как мы.
Кэтлин кивнула. Она услышала позади себя звон тарелок и кухонной посуды. Подобные сцены повторялись такое бессчетное количество раз, что слугам уже не нужны были указания.
— Погрейтесь у огня, — пригласила она. Когда семья медленно проходила мимо, она посмотрела в их почти бессмысленные глаза. В глубине этих глаз она увидела перенесенные страдания, которые невозможно представить; горе, которое невозможно вынести; ужасы, в которые невозможно поверить.
И она понимала с болью в сердце, что этим беднягам еще повезло. А те, кому не повезло, лежат сейчас во рвах, становясь добычей волков или даже — да, она слышала об этом — голодающих ирландцев.
Пусть будут прокляты англичане. Проклятие заставило ее внутренне содрогнуться.
— Все еще скитаетесь, да? Затем она повернулась к Логану. — Что ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты согласилась с моей ценой, Кэтлин Макбрайд, или из нашего брака не выйдет ничего хорошего. — С этими словами он выскочил во двор, свистнул лошадь, вскочил на нее и поскакал к своему дому в Брокач, расположенному в двадцати милях к северу.
Кэтлин потерла виски, чтобы смягчить тупую, пульсирующую боль. Но боль не утихала, и, оста-вив свои попытки, она направилась к пришедшим. Десять минут спустя послышались глухие удары копыт по сырой земле.
— Госпожа! — позвал ее со двора юношеский голос.
— Курран, — она узнала его и, подобрав полы своих юбок, стремительно прошла через весь длинный зал мимо женщин за прялками, мимо отца и кучки детей, играющих в жмурки. Она знала, что никто из них не слышит, как тревожно бьется ее сердце.
Быстрая езда и резкий ветер разрумянили лицо Куррана Хили. Он спрыгнул с высокого, жилистого коня и слегка поклонился Кэтлин.
— Какие новости, Курран? — спросила она.
— Я был в доках, — сказал Курран напряженнно. Ему было четырнадцать лет, и он переживал из-за того, что ломался его голос.
— Дьявол тебя побери, Курран Хили, я велела тебе даже случайно не приближаться к докам Голуэя. Потому что, если такой здоровый парень, как ты, попадет в руки англичан, они кастрируют его, как весеннего жеребенка. Он вздрогнул.
— Клянусь, ни одна живая душа не заметила меня. Я видел торговые суда.
— Испанские? — взволнованно спросила она. Волнение пронзило ее так остро, что стало больно. Прошли уже месяцы с тех пор, как он в последний раз давал о себе знать.
— Английские. — Он пошарил в своей сумке. — Пусть моя госпожа и великий Боже простят мой грех, но я утащил для вас это. Она выхватила из его рук запечатанный пакет.
— Это письмо. — Она шлепнула юношу пакетом по груди. — Считай, что тебе крепко везет, Курран Хил и, потому что я должна бы выпороть тебя за то, что ты подвергаешь себя опасности.
Читать дальше