Анн Голон: Анжелика. Тени и свет Парижа

Он снова задумался.

— В то время твои идеи уже не были блестящими. И все потому, что ты взрослела, превращалась в женщину. А женщины не могут похвастаться наличием здравого смысла… Но это уже другой разговор, — закончил Николя, весело рассмеявшись.

Несколько секунд Весельчак краешком глаза наблюдал за подругой, прежде чем осмелиться на ласку. Он никогда не знал, как отреагирует Анжелика на очередное проявление его любви. И в этом заключалась ее сила. Порой за поцелуй она могла вцепиться ему в лицо, как разъяренная кошка, угрожая спрыгнуть с башни и ругаясь, словно базарная торговка, чей лексикон она быстро освоила.

Она доказала, что может дуться часами. Ледяное молчание производило неизгладимое впечатление даже на Баркароля и заставляло заикаться Красавчика. В такие минуты Весельчак созывал своих обескураженных соратников и расспрашивал их о причинах дурного настроения возлюбленной.

Иногда, напротив, Анжелика становилась тихой, улыбчивой, почти нежной. И тогда Николя узнавал ее. Это она!.. Его вечная мечта! Малышка Анжелика с босыми ногами, в старом платьице, с веточками в волосах, бегущая лесными тропинками.

Порой она ни на что не реагировала, как будто отсутствовала. Во всем покорно подчинялась Николя, но выглядела столь безразличной, что он отступал обеспокоенный, почти испуганный.

Действительно, странная она, эта Маркиза Ангелов!..

На самом деле в ее поведении не было расчета. Но нервы были расшатаны настолько, что Анжелика то погружалась в бездну отчаяния и ужаса, то впадала в какой-то ступор, делавший ее почти счастливой. Женский инстинкт подсказал ей единственное средство защиты. Совсем как в детстве, когда Анжелика покорила пастушка Мерло, она смогла укротить бандита, в которого он превратился. Она избежала участи стать его рабыней или его жертвой. Она подчинила его как лаской и покорностью, так и грубыми отказами. И страсть Николя с каждым днем становилась все более неистовой.

Этот опасный человек с руками, обагренными кровью, совершивший не одно преступление, начинал дрожать при мысли, что может прогневить свою подругу.

В тот вечер, видя, что Маркиза Ангелов не сердится, бандит стал с гордостью ласкать ее. Она же покорно прильнула к его плечу. Анжелика не обращала никакого внимания на жуткие, ухмыляющиеся рожи, что их окружали. Она позволила любовнику приспустить корсаж ее платья, жадно целовать губы.

Ее изумрудные глаза поблескивали сквозь ресницы вызывающе и дерзко. Казалось, Анжелика смакует всю мерзость своего падения, с удовольствием выставляет напоказ ту гордость, что она испытывает, ощущая себя «вещью» столь опасного хозяина.

Такое поведение Маркизы Ангелов заставляло Польку рычать от ярости.

Бывшая «законная» любовница Николя не желала мириться со своей внезапной «отставкой», тем более что Весельчак, отличавшийся жестокостью настоящих тиранов, превратил женщину в служанку Анжелики. Не кто иной, как брошенная возлюбленная, должна была подавать своей счастливой сопернице горячую воду для умывания — обычай столь удивительный для мира нищих, что о нем постоянно судачили повсюду, вплоть до пригорода Сен-Дени. От злости Полька всякий раз опрокидывала часть кипящей воды себе на ноги. Но власть бывшего крестьянина над своими людьми была столь велика, что бедняжка не осмеливалась перечить той, кто завладела сердцем неверного любовника.

Анжелика с одинаковым равнодушием принимала и услуги, и ненавидящие взгляды пышнотелой брюнетки. Когда-то Полька была маркитанткой, солдатской девкой, сопровождавшей армейские полки на войне. Не каждый швейцарский наемник-ветеран мог похвастаться таким обилием воспоминаний о войнах, как эта женщина. Полька со знанием дела рассуждала о пушках, аркебузах и пиках, ведь она «обслуживала» солдат из всех родов войск. Она хвасталась, что не раз крутила любовь и с офицерами, исключительно ради их прекрасных глаз и великолепных усов, потому что карманы этих милых господ бывали пустыми чаще, чем карманы бравых солдат-мародеров. Однажды целую кампанию она сопровождала полк поляков, откуда и пошло ее прозвище.

На поясе Полька носила нож, который доставала по любому поводу и с которым, по словам очевидцев, управлялась с отменной ловкостью.

Частенько вечером, осушив до дна кувшин с вином, она с воодушевлением принималась разглагольствовать о грабежах и пожарах.

— Ах! Война — прекрасное время! Я говорила солдатам: «Целуйте меня, бравые воины. А я поубиваю всех ваших вшей!»