Анн Голон - Анжелика. Путь в Версаль

Дегре, а Одиже и подавно, не могли понять глубину ее горя, ведь она не проронила ни слезинки.

Днем и ночью Анжелику занимало лишь одно: охота, беспощадная погоня. Что будет происходить в городе? Как поступит король? Она думала о неминуемой расплате, которая должна наступить за этой бурей, заслонившей весь горизонт. Пусть виновные будут наказаны, а имена трусов разглашены.

Маркиз де Лавальер, понимая, что наступил его черед, решил сам во всем признаться сестре и отправился в особняк Бирон, где Людовик XIV поселил свою фаворитку. Перепуганная Луиза де Лавальер посоветовала младшему брату довериться государю и положиться на монаршую милость.

Он так и поступил.

— Боюсь, что, наказав вас слишком строго, я заставлю плакать прекрасные глаза, которые мне так дороги, — заявил Его Величество. — Месье, уезжайте из Парижа и присоединяйтесь к вашему полку в Руссильоне. Скандал мы замнем.

Между тем это оказалось не так просто. Скандал противился тому, чтобы его тушили. Среди горожан шли аресты. Людей бросали в тюрьму, пытали, но каждый день, как по часам, на улицах города появлялись листки с именем очередного злодея. Вот-вот должны были прозвучать имена маркиза де Лавальера, шевалье де Лоррена и, наконец, брата короля! Полиция обошла все типографии, за ними велась круглосуточная слежка. Многие из завсегдатаев Нового Моста, пойманные на распространении листовок, томились в карцерах Шатле.

Но памфлеты находили даже в апартаментах королевы!

Было установлено наблюдение за каждым, кто входил и выходил из Лувра, все дворцовые входы охранялись, как ворота крепости. Кто бы ни вошел с утра во дворец, будь то разносчик воды, молочница или слуга, все подвергались тщательному обыску. Стражники стояли у окон, патрулировали коридоры. Никто не мог войти в Лувр или выйти оттуда незамеченным.

«Человек не пройдет, зато полчеловека…» — думал Дегре, подозревавший карлика королевы Баркароля в том, что тот является сообщником Анжелики.

Ее сообщниками стали еще и нищие, сидящие на углах улиц,— именно они прятали кипы листовок под своими лохмотьями, а затем раскидывали их на ступенях церквей и монастырей. И бандиты, которые ночью, ограбив добропорядочного горожанина, предлагали в утешение несколько листков для чтения; продавщицы цветов и торговки апельсинами с Нового моста… Большой Матье раздавал новые стихи Грязного Поэта под видом бесплатных рецептов.

Наконец, ее сообщником был сам новый Великий Кесарь — Деревянный Зад, во владения которого Анжелика безлунной ночью переправила три огромных сундука с памфлетами. Именно они скрывали имена пяти последних злодеев. Едва ли полиция нагрянет в вонючие лачуги предместья Сен-Дени: слишком неподходящий момент, чтобы атаковать квартал, для взятия которого потребовалось бы настоящее сражение.

Несмотря на все рвение, стражники, судебные исполнители, сержанты не могли поспеть повсюду. До рассвета было еще далеко, когда Маркиза Ангелов при помощи «своих людей» без малейших помех перевезла сундуки из университетского квартала во дворец Деревянного Зада.

Двумя часами позже арестовали владельца типографии и его работников. Один из распространителей памфлетов, оказавшийся в Шатле, не выдержал пыток «испанским сапогом» и назвал имя мэтра. В мастерской печатника обнаружились доказательства его вины, но не было найдено и следа листовок с грядущими разоблачениями. Тех, кто надеялись, что памфлеты еще не напечатаны, ждало разочарование: ранним утром весь Париж узнал о трусости маркиза де Торма, который вместо того, чтобы защитить маленького торговца вафлями, ушел из трактира, заявив товарищам по попойке: «До свидания, господа. Не стану изменять привычке и оправляюсь в постель к маркизе Ракено».

Для маркиза де Ракено измены супруги отнюдь не являлись тайной, но когда об этом раструбили на весь город, он счел необходимым вызвать соперника на дуэль и был убит. Пока господин де Торм приходил в себя после поединка, появился маркиз де Жевр и предъявил дуэлянту приказ об аресте.

Маркиз де Торм еще не читал изобличающий памфлет и потому решил, что его везут в Бастилию за участие в дуэли.

— Только четверо! Только четверо! — пели мальчишки, кружась в фарандоле.

— Только четверо! Только четверо! — вопили под окнами Пале-Рояль.

Стражники кнутами разгоняли толпу, осыпавшую их оскорблениями.

Измученный, гонимый из одного убежища в другое, Клод Ле Пти добрался наконец до Анжелики. Лицо его, обросшее щетиной, казалось еще бледнее, чем обычно.