Анри де Ренье: Страх любви

— Ох, уж эти старые холостяки, дорогой мой Руасси! Вы счастливы, около вас есть юное личико, которое вас не покидает!

Он вздохнул. Г-н Руасси усмехнулся и не ответил. Пляшущая и нежная фигурка из хмельной глины изгибалась над мрамором, красноватым и с прожилками, словно виноградный лист осенью.

В галереях Пале-Рояля начинали зажигаться огни, когда г-н Руасси вышел из магазина кожаных изделий, куда зашел купить дочери подарок. Он выбрал портмоне, так как Жюльетта как раз потеряла свое несколько дней тому назад. Г-н Руасси, опуская в карман покупку, поднял глаза. Человек с помощью длинной палки зажигал газовые фонари, висевшие под каждой аркой, и в каждом фонаре заставлял вспыхивать золотой огонек.

В саду сумрачные аллеи были пустынны. В грабиновых аллеях женщина устанавливала в ряд соломенные стулья, которые она сдавала за плату. Цветники за решетками расстилали зелень газонов, которая резко отделялась от темного чернозема клумб. Белые статуи, расположенные симметрично, высились на своих цоколях. Резкий ветер морщил воду в бассейне, где еле слышно журчал приспущенный фонтан. От всего веяло грустью, свойственной местам, из которых уходит жизнь. Только что продавец кожаных изделий сетовал перед ним. Он говорил, что лавки закрываются одна за другой, что покупатели редки, что торговля замирает, что то место гулянья, некогда блиставшее и столь посещаемое публикой, стало теперь в самом центре Парижа заброшенным уголком провинции.

Г-н Руасси смутно думал об этих вещах с сигарой во рту, которую он хотел докурить раньше, чем зайти к Марселю Ренодье, на улице Валуа. Окна квартиры Ренодье выходили в дворцовый сад. В то время, как г-н Руасси смотрел, есть ли в окнах свет, позади него раздались шаги; г-н Руасси обернулся. Господин, завидев его, сделал движение тростью. Кто бы это был? Прыгающая походка, развевавшийся галстук, шляпа набок, вид актерский и в то же время элегантный, квадратное лицо с закрученными кверху усами, монокль под нервной бровью…

— Ну, что же, господин Руасси, — произнес голос, слегка в нос, — вы меня не узнаете?

Мужчина уронил монокль на широкой черной ленте. Затем продолжал резким голосом:

— Ну да, это я, Сириль Бютелэ!

Г-н Руасси пожал своей рукой жесткие и худощавые пальцы, протянутые ему художником.

В былые времена они изредка встречались у Ренодье, когда Сириль Бютелэ писал портрет Ренодье. Г-н Руасси уже жил тогда в Онэ, но наезжал часто в Париж, от которого не успел еще отвыкнуть и куда его влекли неоконченные дела. То было лет семь тому назад. Ренодье испытывал тогда первые приступы болезни, которой суждено было мало-помалу разрушить его. Г-н Руасси припомнил тесный рабочий кабинет Ренодье, уставленный сверху донизу книгами, письменный стол, заваленный бумагами, портреты Шопенгауэра [3] Шопенгауэр, Артур (1788–1860) — немецкий философ-иррационалист. Философия Шопенгауэра была широко популярна в Европе во второй половине XIX в. и Флобера [4] Флобер, Гюстав (1821–1880) — французский романист, мастер формы. Выдвигал концепцию «безличного» творчества и художественного «бесстрастия». Его творчество оказало сильнейшее влияние на развитие французской литературы, в том числе на прозу Ренье. , рисунок, изображающий Генриха Гейне, кресло с удобными ручками красного дерева, за которые хватались пальцы Ренодье, когда, в промежутки между двумя его сарказмами по адресу его старого врага — жизни, острая боль заставляла откидываться на спинку кресла, с закрытыми глазами и судорожно сведенным лицом. Он припомнил все это, как и розу, постоянно свежую, менявшуюся каждый день, с колючим стеблем, в высоком хрустальном бокале, и маленькую скляночку с беловатой жидкостью, рядом с которой покоился в футляре благодетельный и гибельный шприц для впрыскивания морфия.

— Вы, вероятно, возвращаетесь от Марселя Ренодье, господин Бютелэ? А я иду к нему. Я опоздал на похороны, но хочу сегодня же, не откладывая, обнять бедного мальчика.

Г-н Руасси внезапно растрогался. Его душа, поверхностная и легкомысленная, поддавалась быстро разным впечатлениям, хотя приятные задерживались в ней дольше тех, которые не были таковыми. Бютелэ слушал его, не отвечая. Как и г-н де Валантон, он хорошо знал Руасси. Ренодье также не обманывался насчет своего друга. Бютелэ помнил, как Ренодье, проницательный в своей мизантропии, часто с горечью определял характер этого милого эгоиста.

Г-на Руасси беспокоило молчание Бютелэ. Он продолжал: