Дороти Гарлок: Любовь и нежность

Бергесс вернулся в лагерь затемно. Он смеялся и с кем-то разговаривал, и Чериш было возликовала, подумав, что Рой вернулся. Но она быстро разочаровалась, увидев двух бородачей, одетых в перепачканные штаны из оленьей кожи, волочивших привязанные ремнями к спине мешки, туго набитые шкурами.

— Ирма, — позвал Джесс, — есть давай. Его жена появилась из-под развесистого дерева, почесывая живот.

— Где ты был? — прохныкала она. — Кого притащил сюда?

Маленькие глазки на ее жирном лице прищурились от дымивших в костре зеленых веток.

— У нас гости. Дай им чего-нибудь поесть.

— Но еда кончается, — пожаловалась миссис Бергесс.

Но желанию поговорить с людьми, противиться было невозможно. Она больше не возражала и, достав из мешка продукты, стала лепить те же сырые рыхлые лепешки.

Охотники оставили свои рюкзаки на краю поляны и присели к огню, держа, тем не менее, ружья под рукой. Они в открытую глазели на Чериш, и по тому, как самодовольно они ухмылялись, девушка поняла, что старый Джесс уже успел порассказать о ней.

Хозяин пустил по кругу кувшин с каким-то пойлом. Сделав большой глоток, каждый утирался тыльной стороной руки. Еще пара кругов — и зверобои смеялись и толкали друг друга локтями, рассказывая о своих охотничьих подвигах, подлинных и мнимых; они упивались вниманием Джесса и Джерда, сидевшего, скрестив ноги, рядом с отцом. Миссис Бергесс подала кукурузные лепешки и вернулась к больной дочери. А кувшин продолжал двигаться по кругу.

Разговоры становились все развязнее, мужчины тупо скалились, поглядывая на Чериш сквозь пламя костра. Она же чувствовала растущее беспокойство.

Костер догорал, и настроение Чериш становилось все мрачнее. Оцепенев от усталости, она затаилась и стала прислушиваться к разговору. Интуиция подсказывала, что спать не стоит, если она хочет пережить эту ночь.

Иногда беседа в самом деле становилась весьма интересной. Джесса интересовали индейцы. Охотник постарше, крепко сбитый, со шрамом у правого глаза, пробыл в этом районе дольше, чем другой. Он рассказывал об индейцах племени чероки, которых считал самыми ловкими воришками.

— Вот именно! — возмущался он. — Они могут стянуть у тебя из-под носа целый мешок честно добытого добра. Они подкрадутся к тебе так близко, что можно будет плюнуть и попасть в какого-нибудь краснокожего. Ты их даже не заметишь, если, конечно, они будут держаться по ветру. — Охотник громко рассмеялся. — Ведь от красных так воняет.

— Единственный, кто может застать индейца врасплох, это проклятый Фрэнки и его чертова собака. — Другой охотник тоже хотел удивить доверчивого Джесса россказнями. — Клянусь, он ходит по лесу, как змея в траве ползает. Индейцы не обращают на него внимания, словно он им кровный брат. Они его не трогают, хоть он их всех и обвел вокруг пальца.

Чериш чувствовала невыносимую усталость. Она согнула колени и обхватила их руками; постепенно голоса охотников сливались в равномерный гул, и девушка стала клевать носом. Борясь со сном, она вскидывала голову, но в конце концов заснула, уткнувшись лицом в руку.

Ее разбудил треск сучка. Девушка не шелохнулась, даже не подняла головы. Это Джесс подобрался к загородке ее убежища и зачем-то разглядывал ее. Убедившись, что девушка крепко спит, он вернулся к костру. Растянувшись между охотниками, он стал что-то быстро говорить, понизив голос. Но Чериш все же расслышала слова, от которых кровь застыла у нее в жилах. Джесс говорил о ней.

— Я могу уступить вам девчонку, — бормотал он. — Сумка с порохом, еще одна с дробью, десять кож и большой нож для освежевания туш — ни больше ни меньше.

— Да ты просишь слишком много!

— Она согреет ваши постели в холодную ночь. Будьте уверены — она еще целехонька, никто ее не трогал.

Чериш застыла. Она боялась шевельнуться и выдать себя.

— Вы никогда не видели таких женщин, — продолжал Джесс. — Посмотреть бы вам на неё в одной рубашке! Приятное зрелище — кожа белая, как молоко, — он остановился, чтобы собеседники могли взвесить его слова.

— Откуда ты это знаешь? — Тот, что помоложе, явно жаждал услышать побольше.

— Я помял ее сегодня. Там внизу, у реки. Да и целовал тоже. Пошло бы и дальше, да тут меня сынок застал… Губки у нее сладкие, просто сахарные.

Чериш содрогнулась от стыда.

— Я никогда не был с белокожей женщиной.

— Черт возьми, я думаю, тебе надо держаться от таких подальше. Это похуже, чем медвежьи объятия. — И охотники загоготали. — Если будет у нас нужда, мы можем купить женщину у индейцев на невольничьем рынке.