Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного

Хуррем постаралась перебраться в Топкапы ближе к султану, надеясь, что Старый дворец захиреет сам по себе? Зря надеется, сестра султана вернет ему былой блеск, позаботится о том, чтобы гарем пополнялся новыми красавицами, достойными ложа Повелителя, воспитает новую Хуррем, но только послушную ей самой. Имея под рукой умную красавицу, сместить Хуррем будет нетрудно, проклятая роксоланка уже в возрасте, она на четыре года старше самой Шах.

При мысли об открывающихся возможностях Шах-Хурбан повеселела и решила, что ссора с мужем и его пощечина весьма вовремя и кстати.

– Мы еще посмотрим, Хуррем, кто кого будет просить о милости!

Поняв, что натворил, Лютфи-паша бросился в гарем за супругой, но его не пустили.

Но теперь предстоял разговор с братом. Убежав от разъяренного мужа, сама не менее разъяренная Шах попросила защиты у султана, но лишь на время. Теперь предстояло доказать, что жить с жестоким Лютфи-пашой невозможно, пусть казнит его, но, главное, пусть поставит сестру во главе гарема в Старом дворце. Лютфи-паша уже вовсе не интересовал сестру Повелителя. Если этот неблагодарный посмел поднять руку на ту, что привела его к такой власти, пусть гниет в могиле! Шах была уверена, что брат прикажет казнить зятя, если уже не приказал.

Меньше всего Сулейману хотелось заниматься женскими склоками, но Шах-Хурбан не простая одалиска, она сестра и после смерти Хатидже единственная (о Бейхан Султан, мужа которой казнил еще в первый год своего правления и которая явилась в траурной одежде, объявив, что надеется вскоре надеть траур и по нему самому, Сулейман старался не вспоминать; еще одна сестра Фатьма Султан замужем за санджакбеем Мустафой-пашой и в Стамбуле бывает редко).

И все же он не представлял, что делать с сестрой и зятем. Это зависело от того, что станет просить Шах. Она младшая из сестер, она, как и Бейхан, внешне похожа на мать, а нравом в отца – султана Селима. Хатидже, наоборот, молчалива, как брат, и сдержанна, как Хафса Айше. Сулейману частенько не хватало Хатидже Султан, просто ее присутствия, корил себя за казнь не только друга, но и мужа сестры. Хатидже была живым укором Сулейману, но она прощала Ибрагиму-паше все, даже предательство ее самой, значит, простила бы и попытку встать выше самого султана.

С первых слов стало ясно, что Шах-Хурбан не намерена прощать супруга. Она старательно поворачивалась к брату левой стороной лица, чтобы он лучше разглядел расплывающийся от удара крепкой руки Великого визиря синяк.

– Ты хочешь развод или чтобы я его казнил?

На мгновение Шах-Хурбан задумалась, чего она действительно хочет. Злость на мужа уже прошла, а хотела она одного: встать во главе гарема, но как сказать об этом султану?

– Позвольте мне вернуться в гарем под Вашу защиту.

Сулейман все понял сам. Ну, уж нет! Война в гареме ему совсем не нужна. Он прекрасно знал, как относятся к Хуррем его сестры, и как отвечает султанша, сводить в гареме двух сильных женщин, каждая из которых имеет право этот гарем возглавлять, не просто опасно, означает превращать их жизнь в сплошную битву.

– Шах-Хурбан, ты боишься своего мужа?

– Да, Повелитель, он способен поднять на меня руку.

– Не бойся, он завтра же уедет в Дидимотику, – мгновение понаблюдал, как вытягивается лицо сестры, и добавил: – Навсегда. Дом останется тебе, и не будет необходимости жить в Старом, пропахшем гарью дворце.

Что ей оставалось? Только целовать руки брата, благодаря за заботу и избавление от мужа-драчуна.

Что у Шах-Хурбан имелось? Был муж. Пусть и странный, но Великий визирь, заботившийся о доме, было положение сестры султана и супруги Великого визиря.

Что осталось? Большой дом и необходимость теперь самой о нем заботиться и положение не то вдовы, не то разведенки.

Действительно развестись? Но кто возьмет ее замуж в таком возрасте и опасаясь судьбы Лютфи-паши? К тому же и брат не вечен, ему сорок седьмой год, скоро уступать место Мустафе, это понимают все. Мустафе… Вдруг Шах-Хурбан поняла, что нужно делать! Она вернет опального супруга на должность Великого визиря, и уж тогда он будет шелковым, не только руку, глаза не посмеет поднять на нее без разрешения! И бредни по поводу кожаного мешка и Босфора для блудной жены выбросит из головы навсегда. Правильно, Дидимотика ему в самый раз, чтобы подумал, прочувствовал, на кого поднял руку.

Когда приехала домой, Лютфи-паши не было, евнух шепнул, что тот на заседании Дивана.

Лютфи-паша действительно был на заседании Дивана, где у него отобрали печать и передали второму визирю бывшему евнуху Сулейману-паше. Разозленный паша заскрипел зубами: