Ольга Михайлова - Аристократия духа

Эбигейл в волнении вскочила.

— Так они… разговор шёл о шутке? Только о шутке?

— Насколько я поняла, да… — Миссис Уэверли внимательно поглядела на взволнованную подругу. — Пойми же, Эбби, Клиффорд не нуждался ни в каких просьбах, он думал об этом сам. Правда, он сказал, что его привлекала другая красотка, но поняв, что она в родстве с какими-то Ричмондами, он побоялся рисковать увозом, а здесь узнал, что кроме опекуна — никого, и решился. Но он всё сам разузнал заранее. Я не думаю, что и совет мистера Камэрона что-то значил для него. Не заблуждайся. Он делает то, что хочет.

Эбигейл изумилась новому обстоятельству.

— Он хотел увезти другую девицу?

— Да, ему приглянулась какая-то девушка, но у неё, как он узнал обширные связи в свете… Кто такие Ричмонды?

Мисс Сомервилл подавила вздох и пожала плечами. Джеймс Ричмонд был женат на сестре её покойного отца, Кэролайн Сомервилл. В родстве с Ричмондами была только она, Эбигейл… Стало быть… Стало быть, Райс хотел… увезти её? Она вспомнила его хищный и похотливый взгляд в Парад-Гарденс… Боже мой.

Расставшись с Летти у Бювета, она побрела домой, стараясь вычленить из сообщения подруги только то, что радовало её. Значит, мистер Кейтон все-таки не лгал! Вначале ей стало легче при мысли, что он не думал ни о чём, кроме шутки, хоть и считала, как и Ренн, что от мистера Райса уж каких было ждать шуток… Но недомыслие не есть низость. Он не замышлял низости, но шутку. Она видела его боль от пренебрежения мисс Вейзи и её бестактных замечаний, но, вглядываясь в его лицо, и даже видя на нём следы озлобления, она видела и его глубину. Такой человек не мог хладнокровно разбить жизнь женщине. Он был иногда озлобленным и резким, но она видела, сколь быстро эти порывы сменяли помыслы куда более чистые и высокие. В нём было слишком много поэтичности для низости, слишком много Бога для того, чтобы надолго дать угнездиться в душе дьяволу. Мефистофель не может страдать, но мистер Кейтон знал слишком много боли. Он не мог это сделать. Просто не мог.

Камэрон солгал ей, теперь она отчётливо понимала это.

Это сняло самую большую и давящую тяжесть с её души, но только затем, чтобы усилить другую. Теперь она могла снова вернуть мистеру Кейтону право на уважение, однако, что в том толку?

Он не любил её…

Ожидаемый приезд кузена Альберта Эбигейл восприняла с радостью — предстояла его свадьба с мисс Тиралл. Сама она принимала большое участие в приготовлениях к ней, в изготовлении принадлежностей для свадебной церемонии, в украшении шляпки невесты, при этом, что скрывать, то и дело ловила себя на грустных мыслях.

По прибытии Альберта у неё далеко не сразу появилась возможность поговорить с кузеном — его ждала невеста, и встреча влюбленных была продолжительной — несколько часов они не могли наговориться. Но после ужина Эбигейл все же смогла улучить полчаса для беседы с кузеном и рассказала ему, что они стали жертвами клеветы. Мистер Камэрон зло оговорил мистера Кейтона — в действительности сам же и подсказал мистеру Райсу совратить мисс Вейзи. Мистер Кейтон не солгал им — между ним и мистером Райсом речь шла только о шутке. Ренн долго не мог опомниться от удивления. Достоверны ли эти сведения? Да, это рассказала сестра самого мистера Райса, узнав всё от него самого.

Ренн был ошеломлен и почувствовал себя виноватым перед Энселмом. Тот ведь сказал, что разговора о подобном не было, но тогда Альберт, поверивший Камэрону, был уверен, что Энселм просто оправдывается. А ведь Кейтон никогда не снисходил до оправданий…

Саму мисс Эбигейл интересовал совсем другой вопрос, и она долгое время не решалась задать его, чтобы не выдать свой интерес к мистеру Кейтону. Наконец она нашла для него пристойную и обтекаемую форму.

— Меня нисколько не удивляет низость мистера Камэрона, но почему мистер Кейтон гневался на мисс Вейзи? Ведь он не мог не понимать, что она просто не стоит его раздражения… Ренн, думавший о том, что ему придётся извиниться перед Энселмом, ответил не задумавшись.

— Он всегда считал, что настолько некрасив, что не может рассчитывать ни на какое внимание женщин, самолюбие его очень мучилось этим. Я замечал, что он слишком часто подчеркивал, что уродлив, словно бравировал, но, разумеется, страдал. Как-то обронил, что, как человеку здравомыслящему никогда, при всем его уме, не постичь глубины глупости, так и красавцу не дано осмыслить трагедию уродства — им надо быть…