Виктория Холт - Дочь обмана

Это были те трое, которых я заметила рядом с ней, когда вошла в комнату. Я оглядела их — особенно внимательно Долли, потому что мне показалось странным, что мужчину называют женским именем. У него были правильные черты лица, красивые усы, слегка рыжеватые, и от него сильно пахло — как я узнала позже, когда стала разбираться в таких вещах, — смесью дорогих сигар и виски. Я также узнала, что это был Дональд Доллингтон, актер и импресарио, известный в театральных кругах под непочтительным прозвищем Долли.

Все они уделили мне большое внимание, задавали вопросы и изумлялись моим ответам, поэтому я решила, что вечеринка — это прекрасная вещь. Я восхищалась, пока не уснула и даже не услышала, как Дезире отнесла меня обратно в постель. Я помню только, что была очень разочарована, когда, проснувшись на следующее утро, поняла, что вечеринка закончилась.

Наш дом находился на Друри-Лэйн, рукой подать до театра, что было весьма существенно. Когда я была очень маленькой, это здание с лестницами, ведущими в цокольный этаж, а оттуда вверх, до четвертого, казалось мне громадным. Там всегда происходило что-то весьма интригующее, и это можно было видеть из окон детской, на которые Дезире навесила решеточки, чтобы я не выпала.

У театра толпились люди, продававшие с тележек или лотков всякую всячину — горячие пирожки, лаванду, фрукты, цветы, булавки и ленты, сновали экипажи и наемные кэбы. Я любила наблюдать за всем этим.

Когда мне исполнилось шесть лет, появилась учительница, мисс Матильда Грей. Это уже после того, как дом покинули две гувернантки, которые подыскали себе более подходящие места. Она, должно быть, немного смущалась, когда впервые пришла к нам, и намеревалась последовать примеру своих предшественниц, но по другой причине — она хотела стать актрисой. «Но не как твоя мама, — пояснила она, — не просто петь и танцевать в легких комедиях, а настоящей актрисой».

Я оглядела Матильду Грей. Ее сложение вряд ли подходило для танцовщицы. Моя мама была гораздо выше и имела фигуру, про которую говорят «как песочные часы». Мисс Грей была коренастой коротышкой, и все, что она могла сделать, это кое-как напеть мотив. Но леди Макбет и Порция не должны ни петь, ни танцевать. Однако именно амбиции мисс Грей и заставили ее держаться за это место, потому что оно приближало ее к театральному миру, попасть в который иным путем она и не надеялась.

Через некоторое время, я полагаю, она смирилась со своим положением и была даже довольна, что стала частью нашего домашнего сообщества.

Самой важной фигурой в нем была мисс Марта Ги, камеристка моей матери, но ее роль была гораздо большей, она заботилась не только о ней, но и обо всех нас. Это была крупная женщина с проницательными, чуть косящими глазами, каштановыми волосами, собранными в большой узел, всегда одетая в черное. Она любила напоминать нам, что родилась под звон Боу-Беллс [2] Колокола церкви Св. Марии-ле-Боу. . Марта была, без всякого сомнения, настоящей кокни [3] Насмешливое прозвище уроженцев Лондона из средних и низших слоев населения, а также их своеобразного диалекта. , резкой, проницательной, не берущей, как она выражалась, «ничего ни от кого» и всегда дающей «столько же, сколько получила… и еще чуть-чуть больше».

Она познакомилась с мамой, когда та еще пела в хоре, и уж если Марта Ги не могла распознать талант, когда видела его, то она не знала, кто в таком случае может. Она решила взять мою маму под свое крыло и вести туда, куда требовалось, и, похоже, именно так она и поступила.

Марте было около сорока лет. Она знала все о театре, но совсем немного о другой жизни. Марта часто говорила, что принадлежит к театру и знает все фокусы, которые позволили кому-то подняться, и чего следует остерегаться, а за что хвататься обеими руками. Она терзала маму, как и всех нас, но мы чувствовали, что она делает это лишь потому, что желает добра и знает, что нам надо, лучше нас. Она относилась к маме как к несмышленому младенцу, маме это нравилось, и она частенько говаривала: «Что бы я делала без Марты?»

Еще одним человеком, без которого Дезире не могла обойтись, был Долли. Он был частым гостем в нашем доме.

У меня было весьма необычное детство. Ничего нормального. Всегда происходило что-то чрезвычайное, и я никогда не оставалась от этого в стороне. Когда я видела других детей, чинно гуляющих по парку со своими нянями, мне становилось их жалко. Их жизнь так отличалась от моей. Они словно были созданы для того, чтобы на них только смотрели, но чтобы их не было слышно. Я же оказалась членом самой волнующей семьи, какая только существовала. Моя мама была знаменитая Дезире, на которую все смотрели, когда мы с ней гуляли; некоторые подходили, чтобы сказать, как она им понравилась в новой пьесе, и, протягивая программки, просили автограф. Она всегда улыбалась и болтала с ними, и они расплывались от удовольствия, а я стояла рядом и надувалась от гордости, что разделяю с ней ее славу.