Наталья Павлищева: Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы

Применительно к Фрикен это были пощечины, но не потому, что мать не могла поколотить ее крепче (и такое бывало), просто у девочки хватало ума избежать наказания, стараясь не давать повода для такового. Этот детский опыт позже очень пригодился ей, когда больше десяти лет приходилось терпеть часто незаслуженные обиды и унижения, жить не просто под строгим надзором, а фактически под арестом, когда только выработанная в детстве привычка подчиняться, не подчиняясь, во всем соглашаться, не унижаясь, терпеть, не обозлясь, помогла вынести все, не став ни злюкой, ни истеричкой, ни забитым существом. Она сумела выстоять рядом с матерью, сумеет и позже, рядом с мужем и свекровью. Хорошая школа Цербста помогла Фрикен стать Екатериной Великой, но как же девочке тогда хотелось, чтобы ее не учили вот так — несправедливо и жестоко!

Нет, мать вовсе не занималась ковкой характера дочери, она просто жила, как жила, заботясь прежде всего о себе, о своих светских успехах, о своем благополучии. А дочь… она просто была рядом и попадала под руку со своим несносным характером, вечными противоречиями и неумением соответствовать материнским запросам. Ну как тут было не пустить в ход руки? В ответ на очередное несоответствие Фрикен получала порцию пощечин…

В семье часто шли разговоры о будущем детей, и не только своих собственных. Иоганна-Елизавета считала себя обойденной судьбой, ведь ее родственники были столь успешны, а она вынуждена прозябать в маленьком захолустном Штеттине! И все потому, что муж слишком ленив и тяжеловесен, чтобы подсуетиться и получить-таки должность при дворе. Сама принцесса считала себя достойной куда лучшей участи, чем замужество за Христианом-Августом, ведь она была столь утонченна, столь умна, столь умела в светских интригах! И все эти достоинства пропадали втуне из-за простого упрямства медлительного супруга! Ну и что, что он отменный служака, добросовестен и хорош на своем месте, его место, может, и в Цербсте или Штеттине, а вот ее — при дворе!

Ее братьям везло куда больше… А некоторым родственникам, того отнюдь не заслуживавшим, так и вовсе…

Одним из таких был двоюродный племянник Карл-Петер-Ульрих.

Иоганна-Елизавета возвращалась с дочерью из Гамбурга, где гостила, в Штеттин, но ее передвижения отнюдь не были логичными, а потому карета двигалась на северо-восток в сторону Любека. У принцессы Цербстской везде находились родственники, которых нужно было навестить, а любое пребывание затягивалось минимум на месяц. На сей раз ей оказалось непременно нужно посетить брата — Адольфа-Фредерика, принца-епископа Любекского, и они ехали в Эйтин подле Любека.

Нет, Иоганна-Елизавета вовсе не пылала столь сильными родственными чувствами к брату, но отправилась вместе со своей матерью Альбертиной-Фредерикой, другим братом Фридрихом-Августом и сестрой Анной, чтобы познакомиться с воспитанником епископа Любекского Петером-Ульрихом. Разве такое семейное мероприятие могло пройти без участия вездесущей Иоганны-Елизаветы? Конечно, вместе с ней ехала и дочь, ровесница этого самого воспитанника.

Уж мнением дочери мать не интересовалась вовсе, но и Фрикен давно привыкла к кочевой жизни, не ведая, где и когда окажется снова. Она спокойно принимала любые дорожные невзгоды и неудобства, легко осваивалась на новом месте, заводила новые знакомства… Девочке было интересно посмотреть на жизнь родственников и вообще других людей. Мало того, сама не осознавая, она начинала критически смотреть на мать. Иоганна-Елизавета везде старалась выглядеть куда значительней, чем была на самом деле, держать себя так, словно она что-то значит и ее крохотное княжество Цербстское чего-то стоит. Иоганна знала все сплетни двора, чувствовала себя как рыба в воде в любой гостиной, во все вмешивалась…

Но острый детский взгляд, еще не до конца понимая происходящее, невольно подмечал, что Цербст куда захолустней любого другого посещаемого ими города, что двор Иоганны и вовсе ничтожен, что саму мать нередко воспринимают именно как представительницу захолустного обедневшего Цербста, а не как знатную даму. Такой прием не мешал матери считать себя особой значимой и рассуждать обо всем так, словно от нее что-то зависело в этой жизни где-то, кроме собственной семьи.

Сейчас она со знанием дела рассуждала, что некоторым совершенно непригодным для того людям категорически везет.

— У Адольфа ныне воспитанник — сын покойного Карла Голштинского…