Наталья Павлищева: Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы

И вот ее каюта, вернее, роскошные апартаменты. Екатерина не пожелала, чтобы кто-то присутствовал на этой встрече, не вышла встречать сама. Она словно что-то предчувствовала…

Никто не знает, о чем думала эта замечательная женщина перед встречей со своей самой романтической любовью, со своим Стасом, которому когда-то писала такие восторженные, страстные и нежные письма.

Открылась дверь, секретарь доложил о короле Польши и вышел, плотно прикрыв дверь за собой.

Екатерина Алексеевна повернулась и замерла. Перед ней стоял красивый, статный, хотя и располневший, но значительно постаревший ее Станислав… Его глаза теперь смотрели с ожиданием, теперь… А всего мгновение назад она явственно прочла в них то, чего так боялась: замешательство от того, насколько изменилась Катя, как постарела. Опытный царедворец Понятовский сумел скрыть свое замешательство, но оно было, и Екатерина успела его заметить.

К тому же его вид (и промокший наряд здесь был ни при чем), изменившееся со временем лицо показали и ей самой, насколько изменилась она. Понятовский искал в стоявшей перед ним женщине ту самую Катю, которая не боялась сбегать в мороз из дворца под носом у мужа, только чтобы хоть на минутку встретиться со своим Станиславом, которая могла морочить голову опасному Шувалову, в то время как веселая компания пряталась в ее спальне за ширмами, лазила в окно в Ораниенбауме… Искал и не находил. Перед ним стояла властная правительница, пожилая, добродушная, но вовсе не намеренная совершать какие-то глупости и, что особенно важно, вспоминать о прошлых.

Он снова, как когда-то в Ораниенбауме после пощечины, ничего не понял. Понятовский не понял, что одним мгновением, тем, что испугался новой Екатерины, навсегда закрыл дверь в ее сердце.

Станислав Август хотел воспоминаний, а Екатерина не желала их, она не хотела снова вспоминать годы унижения и страха, своей борьбы, она была довольна той жизнью, которой добилась, гордилась своими успехами, своими внуками и не намеревалась травить душу прошлыми страданиями.

Встречи не получилось.

Станислав Август вспомнил, что он король, стал говорить, что наместник России в Польше Репнин ведет себя слишком по-хозяйски, что поляки от него стонут и возмущаются… Екатерина слушала невнимательно, все это она уже читала в его посланиях, к чему повторять снова и снова. Он не смог тронуть ее душу, как не смог тронуть память. Это была чужая женщина, голову которой он вовсе не хотел бы видеть рядом со своей на подушке.

А она, которой в этой стране все так трудно досталось с первого дня и до последнего, которая приложила столько сил, чтобы все случилось так, как случилось, взяла на душу грех, много лет трудилась, не зная отдыха и спокойствия, которая выстрадала свою власть и положение, не желала возвращаться в прошлое даже на миг.

Из кабинета государыни они вышли совсем чужими, мало того, Екатерина не пошла вечером на даваемый Понятовским бал, отговорившись нездоровьем, но проведать себя не позволила. А на следующий день, даже не попрощавшись, уплыла…

Он стоял, глядя на удалявшиеся корабли, и пытался понять, жалеет ли об этой встрече. Да, она была права, когда не желала встречаться, как всегда, права. Счастливые дни беспокойной влюбленной юности не повторить, и вспоминать их следует только поодиночке, вместе не получается, вместе только разочарования…

Екатерина Алексеевна тоже переживала, несколько дней у нее было дурное настроение. Но дела не терпели, пришлось выкинуть из головы Станислава Августа Понятовского, у императрицы Екатерины II и без короля Польши было о чем размышлять…

Ах, это ужасно! — фр.