Сергей Степанов - Царская невеста. Любовь первого Романова

– Все туточки, Секлетея Фроловна. Я проверила.

– Снесу матушке Евтинии.

– Кормилица, дозвольте сначала сбегать в государевы хоромы. Шепнуть ближним людям, что Секлетея Фроловна подарки собрала и ждет указа, кому их снести?

– Это еще зачем? – подозрительно спросила Бабариха.

Милюкова, совершенно не стесняясь государыни, словно ее и в комнате не было, сказала, заговорщически подмигивая комнатной бабе:

– Ежели сразу отнести подарки матушке Евтинии, она их приберет… На богоугодное дело, конечно… В монастырь там или еще куда… А ежели доложат государю, он по своей великой милости велит раздать подарки ближним людям… Ну и Секлетее Фроловне само собой…

Бабариха заулыбалась. Предложение сенной боярышни пришлось ей по душе. Не то чтобы она рассчитывала на царскую милость – и без нее достаточно охотников средь ближних людей. Только ведь дойди дело до раздачи подарков, они все у нее в руках. Кто там докажет, вернула золотые колты с бирюзой опальная государыня или увезла с собой? Однако было одно сомнение.

– Разве тебя, девка, пустят в государевы хоромы?

– Вы, Секлетея Фроловна, только дозвольте, я ужиком проскользну, лисичкой пролезу.

– Ну, попробуй!

Сборы заняли полчаса. Увязав в узелок немногие вещи, с которыми она приехала в Кремль, Марья уже направлялась к выходу, когда в сенях раздались громкие крики. Она выглянула в сени и увидела, как старица Евтиния озверело таскает за волосы вопящую от боли Бабариху. Не помня себя от ярости, Евтиния выкрикивала:

– Дура набитая!.. Ты кого осмелилась послать в государевы хоромы?.. Ведомо ли тебе, старая паскуда, что она чуть не вломилась в опочивальню великого государя?.. Спасибо, спальники перехватили у самых дверей, так она двух мало что не искалечила… Что ежели бы она успела пасть в ноги государю и сказать про Хлопову!.. Прочь с моих глаз, дура!.. Вон со светлого чердака!

Со двора донесся шум. Марья вышла во двор, и ее взор сразу наткнулся на раскрасневшуюся простоволосую Милюкову, которая металась в кольце спальников.

– Прости, государыня, – крикнула ближняя боярышня. – Не удалась моя хитрость… Не пустили пред ясные государевы очи! Ведай, что великого государя обманывают. Михайла Салтыков налгал, будто лекари определили, что ты больна великой болезнью и излечить тебя нельзя!

Выбежавшая из сеней Евтиния в исступлении закричала спальникам:

– Уймите вы ее! Заткните ей хайло!

Пожилой сокольничий Таврила Пушкин приблизился к Милюковой и с ласковой усмешкой попросил:

– Окажи милость, боярышня.

– Не пойду со двора! Двум спальникам ребра пересчитала у государевой опочивальни. И остальных прибью, коли сунутся!

– Верю, верю! Тебя, боярышня, надобно брать в походы против литовских людей, ты всех супостатов в бегство обратишь! Идем-ка со мной по-хорошему, а то придется поступить с тобой нечестно!

– Не дамся, хоть всех спальников и стольников зови! – буйствовала Милюкова.

Она рыскала гневным взором, кому бы еще пересчитать ребра. Ее взгляд пал на комнатную бабу Бабариху, охающую после трепки, которую задала ей старица Евтиния. Быстрее стрелы, слетевшей с туго натянутой тетевы, Милюкова подлетела к Бабарихе и что есть силы пнула ее ногой. Комнатная баба взмыла вверх и приземлилась шагов через десять. Взрыв хохота сотряс двор. Спальники от смеха повалились наземь. Стрелецкий полусотник, назначенный сопровождать опальных, даже смеяться не мог, только икал беззвучно, уперев руки в бока. Гордо подняв голову, Милюкова прошествовала к выходу. У Куретных ворот она обернулась и зычно крикнула, перекрывая раскаты хохота:

– Государыня! Михаил Федорович тебя не забыл. Ищи случая дать ему весточку, что ты в добром здравии. Государь тебя любит!

– Прощай, подруга! – крикнула ей в ответ Марья.

Сидя в закрытом возке, в котором ее повезли прочь из стольного града, опальная невеста размышляла над словами подруги. Михаил Федорович ее любит? Но почему же тогда допустил, чтобы его любимую отправили в ссылку? Ведь он самодержец! В его руках такая же безграничная власть, какая была у Иоанна Грозного! Вот только Миша имеет иной нрав и позволяет обращаться с собой как с малым отроком.

Выезжая из Москвы, пятидесятник, начальствовавший над стрелецким отрядом, вспоминал потеху на царском дворе:

– Бой-девка! И такая пригожая, статная! Из чьих будет? Не просватана еще?

Пятидесятник долго восхищался и крутил усы, а между делом полюбопытствовал у Федоры Желябужской, как рыбалка на Оке? Федора призадумалась. Когда он рыбачить-то вздумал? Между тем пятидесятник посматривал загадочно, потом шепнул: