Рене Бернард - Страсть в жемчугах

– А если я отвечу «да»? Ты тогда оставишь меня в покое, скажешь Майклу, чтобы прекратил опекать меня?

Роуэн ненадолго задумался.

– Если позволишь осмотреть тебя – то да, возможно.

Черт побери! Джозайя чувствовал себя загнанным в угол – как пойманный на лжи ребенок. Но гордость – это не то, от чего он хотел отказаться; гордость – его последняя опора и единственный щит, который имелся у него против… неизбежного.

– Если вы меня осмотрите, тогда вы мой доктор, Уэст. И дружбу в сторону, а вам придется держать при себе то, что я доверю, так?

– Да.

– Слово джентльмена?

– Слово медика, Джозайя. Но если тебе нужна другая клятва…

– Нет-нет, вполне достаточно.

Джозайя подошел к окну и скрестил на груди руки, собираясь с мыслями. Он не раз представлял, как сообщит новость Роуэну или даже Майклу, но в его фантазиях это было своего рода проявление храбрости, краткое заявление, во время которого он будет полностью контролировать себя, а потом спокойно продолжит заниматься своими делами. Но реальность – да еще в присутствии Роуэна – оказалась пугающей… Джозайя медленно повернулся к другу и тихо проговорил:

– Со мной ничего страшного. Я не умираю, Роуэн. Даю слово. Этого довольно?

– Нет.

«Черт, от него не отделаешься! Я практически признался, что проблема есть, и теперь он вцепится, как терьер в крысу, вытрясет все, что ему нужно…»

– Меня не нужно осматривать, доктор Уэст. Мои проблемы – это пустяки.

– Хорошо. Тогда поговорим о пустяках. А еще лучше – сними рубашку и начнем осмотр.

– Я слепну, Роуэн.

Уэст тихо выругался.

– Ты уверен?

Джозайя коротко кивнул.

– Да. С тех пор как мы вернулись в Англию, зрение неуклонно становится хуже.

– Насколько плохо сейчас?

Джозайя пожал плечами.

– Передо мной в основном только старый добрый лондонский туман и какая-то серая пелена, но я еще могу различать комнату и лица. И могу передвигаться по улицам. Порой же туман сгущается в черные пятна, которые плавают вокруг. И я уверен: со временем они увеличатся в размерах и тогда туман превратится в темноту.

– О Господи… – прошептал Роуэн усаживаясь. – Подумать только… А я боялся найти у тебя чахотку…

Джозайя улыбнулся.

– Что ж, я рад избавить тебя от присутствия при моей агонии.

– Ты относишься к этому ужасно несерьезно, Хастингс!

– Видимость обманчива, Роуэн. А слепота – это только вопрос времени, и темнота непременно победит. И все же странно… Мы бежали из кромешной темноты подземной тюрьмы, но я каким-то образом унес темноту с собой – можешь себе такое представить? Обрести свободу только для того, чтобы понять, что в мире существуют и другие тюрьмы… Но теперь я уже спокоен и контролирую себя… Как могу. Единственная трудность в том, что я не знаю, сколько времени мне осталось. – Джозайя вернулся к холсту и тихо добавил: – Поверь, я неплохо справляюсь. Так что не нужно меня жалеть.

– Тебя смотрел профессионал? Ты абсолютно уверен, что…

– Да, Роуэн, да. На оба вопроса отвечаю «да». И нет от этого ни лекарства, ни лечения. Поэтому, предвосхищая твой следующий вопрос, сообщаю, что не собираюсь напрасно тратить время и силы на их поиски. – Переставляя на своем рабочем столе знакомые предметы, Джозайя добавил: – Если же это ваш обычный подход к больному, доктор Уэст, то вам есть в чем совершенствоваться.

– У тебя неправильно застегнуты пуговицы. Я должен был догадаться…

– Черт побери! Почему все так решительно настроены придираться к человеку из-за состояния его сюртука?!

– Найми камердинера, если тебя это раздражает.

– Нет! Мне больше никто в этом доме не нужен! И без того трудно сосредоточиться. Я не инвалид, чтобы кто-нибудь завязывал мне галстук и натягивал на меня штаны!

Роуэн улыбнулся.

– Значит, скромная жизнь непризнанного художника тебе подходит?..

Джозайя тоже улыбнулся.

– Думаю, да, вполне подходит. Конечно, у меня солидное состояние, но я предпочитаю сам заботиться о своих пуговицах.

– По крайней мере ты можешь позволить себе столько свечей, сколько захочешь.

– Вот именно. Золотая жизнь! – Джозайя отмахнулся от горьковато-сладкого укола жалости к себе и проворчал: – А теперь оставьте меня наедине с моей живописью, доктор Уэст. И не забудьте закрыть за собой дверь. Художник требует уединения, когда работает.

– Джозайя, среди нас нет человека, который не оказал бы тебе поддержку, не предложил бы помощь…

– Нет, спасибо. Я не сомневаюсь в вашей дружбе, и у меня нет никаких вопросов относительно верности моих друзей, доктор Уэст. Но я слишком гордый. Да, гордыня – грех, но я хочу оставаться сильным так долго, как смогу. И не хочу жалости, хочу быть самим собой. Хочу рисовать и радоваться тому, что мне осталось. Я каждый день гуляю по Лондону, и я сам себе хозяин, Роуэн.