Эмилия Остен - Жена-незнакомка

Жанна глубоко вздохнула. Она знала, что однажды супруг приедет, и догадывалась, какой он. Это опасная игра, чрезвычайно опасная, на которую она согласилась сама. Ей необходимо его доверие, чтобы спокойно жить дальше. И если она сумела расположить к себе всех людей в округе, значит, и с собственным мужем справится. Даже если он начнет ей мешать.

– Сударь, – проговорила Жанна мягко, – я понимаю, что наш разговор слишком странен, чтобы мы и дальше не обращали на это внимания. Мы с вами долгое время были далеко друг от друга, но я – ваша жена, а вы – мой муж, и нам надо понять, какие обязательства нас связывают и чего мы оба желаем. Я готова рассказать вам и хочу узнать, чего желаете вы. – И так как Раймон не отвечал, добавила: – У нас плохо получается беседовать за едой. Я вижу, вы не хотите ни пирога, ни сорбе. Спустимся в сад?

Она думала, что он откажется, однако Раймон неожиданно легко кивнул:

– Да, пожалуй.

Из соседней комнаты – большой гостиной, в которой почти не осталось следов ее средневекового величия, – через высокие двери с витражными вставками можно было пройти в сад. Ступени спускались прямо в мягкую траву, на которую вот-вот выпадет вечерняя роса. Солнце еще не ушло, хотя стояло низко над горизонтом; его лучи лежали почти параллельно земле. Жанна обожала этот последний дневной свет, такой насыщенный, что его, кажется, можно намазать на хлеб.

Раймон подал ей руку, и, держась за его локоть, Жанна пошла с мужем по дорожке в сумеречное благоухание сада. Птицы возились в ветвях кустов и деревьев, устраиваясь на ночлег, розы опустили тяжелые головы, роняя лепестки под ноги. Все дышало таким умиротворением, что казалось, будто молчание здесь и родилось. Конечно, от хозяйственных служб доносились голоса, однако и они казались частью тишины, словно морской прибой.

Жанна очень скучала по морю.

На поляне, облагороженной статуей охотящегося Амура, Раймон остановился. Амур был старый, и Жанна относилась к нему с уважением: трещины наблюдала, мох не трогала. Полюбовавшись на статую, Раймон, ни слова не сказав, повел жену дальше, к беседке, укрытой ветвями каштанов. Там, на деревянных скамейках, супруги и уселись. Жанна провела рукой по перилам и набрала полную ладонь паутины. Вот ведь…

Помолчали еще немного, но Жанна не торопилась нарушать эту тишину, чувствуя целебность молчания. Раймон, сначала скрестивший руки на груди, опустил их, упершись ладонями в сиденье скамейки и откинувшись назад (перила скрипнули). Он смотрел куда-то поверх Жанниного плеча, в сумрачные заросли боярышника. Лишь спустя несколько минут шевалье де Марейль заговорил:

– Вы должны извинить меня, мадам. Я действительно поступил не слишком хорошо, покинув вас у алтаря сразу после венчания. Вы знаете, что меня призвали на службу, однако, возможно, вас гложет обида.

– Никакая обида меня не гложет, – сказала Жанна, правильно истолковав оставленную ей для ответа паузу. – И я писала вам об этом. Для меня важнее, что вы вернулись и что Господь сохранил вас на поле битвы.

– Об этом я тоже хочу сказать. – Его пальцы выстукивали на досках неслышный ритм. – Вы должны понимать: моя жизнь проходит вдали от этих мест. Я военный человек, всю свою жизнь. И это мне нравится. Ничего другого я для себя не хочу. Я заключил этот брак, потому что так договорились наши отцы, и я никогда не питал никаких иллюзий. Я вообще человек без иллюзий, – усмехнулся он вдруг, и снова почувствовалось в его усмешке что-то волчье. – Не люблю лгать и не терплю лжи. Потому мне хочется, чтобы между нами все было ясно. Вы очень милы, мадам, а судя по вашим письмам, еще и умны. Мы исполним тот долг, что предписан нам обществом и церковью, и, надеюсь, каждый будет продолжать ту жизнь, какую он желает вести.

– Мне требуются разъяснения, сударь, – произнесла Жанна холодно, и Раймон, кажется, удивился, ведь до сих пор она говорила с ним очень мягко. – В первую очередь, о долге, который вы изволили упомянуть. В чем он заключается?

– В ведении хозяйства, чем вы успешно занимаетесь, и в продолжении рода.

– А с вашей стороны?

– Я выполню свои обязательства.

– Какие, сударь? Вы уедете на войну снова, как только вам поступит приказ?

– Совершенно верно.

– И вы не будете воспитывать наших детей? Когда наш сын подрастет, я буду учить его держать шпагу или, может быть, Бальдрик де Феш?

Судя по всему, Раймон растерялся.

– Сударыня…

– А что касается управления замком, конечно, я справляюсь, ведь меня всю жизнь этому учили, – продолжала Жанна. – Только вот арендаторы хвалу Господу возносят, заслышав, что вы возвратились, пусть и ненадолго. Дело в том, что я – женщина, а женщинам часто не верят. Замку нужен хозяин, и он у него есть, это вы.