Синтия Райт - Любви тернистый путь

В графстве было известно, что у генерала портилось настроение при мысли о том, что он должен стать президентом. Миген тоже жалела Вашингтона, раздумывая о его предстоящем отъезде из этого прекрасного дома ради нового служения стране. «Это позор, — размышляла она, — что такой человек вынужден взваливать на себя столь непосильное бремя. Это и печально, и несправедливо».

Миген вновь обратилась мыслями к Лайону Хэмпширу, стараясь понять, почему морской капитан так заинтересован в том, чтобы поскорее засвидетельствовать свое почтение будущему президенту, даже в столь позднее время. Она припомнила, будто Джеймс Уэйд говорил, что Хэмпшир был членом конвента, в котором председательствовал генерал Вашингтон. Видимо, это и был частичный ответ.

Миген все еще обдумывала поведение Лайона, когда открылась парадная дверь и на ступенях появилась Марта Вашингтон под руку с Присциллой.

Оживленно беседующие и жестикулирующие мужчины появились лишь через несколько минут. Миген удивило необыкновенно воодушевленное, выражение лица Хэмпшира. Он был чуть ли не ошеломлен. Миген также поразило, что Лайон был выше генерала, так как всю жизнь считала последнего самым высоким мужчиной. Сейчас в глубоко посаженных серо-голубых глазах Вашингтона отражалась печальная отстраненность и Миген предположила, что они обсуждают проблему президентства.

Кроткий, облаченный во все черное, Джеймс Медисон вынужден был чуть закинуть голову, чтобы видеть лица своих собеседников. Однако, несмотря на свой небольшой рост и тихий голос, этот умница обладал несомненной властью. Многие годы Медисон был видным политиком Виргинии, но лишь недавно заслужил настоящее уважение и прославился созданием основ новой американской конституции.

Когда все подошли к экипажу, Миген нагнулась и сделала вид, будто разыскивает что-то у ног. Ее подташнивало от страха. Наконец гости и хозяева попрощались, и звуки хорошо знакомых ей детских голосов, доносившихся из сада, вдруг навеяли на нее меланхолию Спрятав лицо в складки своей юбки, Миген боролась с набегавшими слезами, впервые поняв приближение грядущего перелома в своей судьбе. Повернуть назад уже поздно. Но еще печальнее было понимание того, что возвращаться-то и не к чему.

Лайон помог Присцилле сесть в экипаж и теперь растерянно рассматривал сидящую на полу Миген.

Дверца захлопнулась, и под хор прощальных слов лошади тронулись к реке Потомак.

Желтой почтовой карете потребовалось несколько часов, чтобы добраться от «Горы Верной» до Александрии. Дорога была в ужасном состоянии, и это могло сойти за зловещее предзнаменование еще более трудных испытаний. Карету трясло по изрезанным колеям и на залитых грязью переездах. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы открывать, а затем закрывать за собой ворота, которые были построены местными хозяевами.

Миген произнесла благодарственную молитву в честь укрывшей их темноты, когда они проезжали мимо знакомой ей таверны «Мудрец». У Лайона в результате такой тряски испортилось настроение, и он излил его на хозяина таверны, что идеально отвлекло внимание всех и позволило Миген быстренько проскользнуть в свою комнату. Присцилла спустилась вниз и ужинала вместе с Лайоном, объяснив отсутствие Миген недомоганием.

После того как жених вышел в бар покурить и пропустить вместе с другими мужчинами по стаканчику, Присцилла прошла на кухню заказать горячую еду для Миген. Обе девушки слишком устали, чтобы беседовать и обсуждать свои тревоги, и проспали рядом в пуховой постели, пока утром следующего дня Лайон не постучал в дверь.

— Вставайте! — В его голосе слышалась злость. — По возможности быстрее одевайтесь. Путь предстоит долгий, и нам нужно пораньше отправиться.

Миген крайне удивилась строгости его тона. Она протерла глаза и выбралась из теплой постели. Задержавшись у окна, чтобы посмотреть, настал ли уже рассвет, она поняла причину дурного расположения духа Лайона. Шел дождь со снегом. С ночного неба густой завесой падали мокрые хлопья, и лишь слабые огни освещали крыши красивых кирпичных домов Александрии.

Миген тоже расстроилась и впала в еще большее уныние, вспомнив наивные опасения Присциллы по поводу возможно плохой погоды. Вздохнув, Миген растолкала подругу, уже зная, что предстоят долгие часы ее раздраженного хныканья.

Во время тех немногих дней, которые им понадобились на дорогу до Балтимора, ей казалось, что Лайон готов убить Присциллу голыми руками. А уж если говорить правду, то Миген была не раз близка к тому, чтобы и самой сделать это.