Виктория Холт: Принц-странник

— Но ты и англичанка.

— Не вполне. Моя страна — Франция. Я здесь прожила всю свою жизнь. И ты — мой король.

— И не только король?

— Да, Людовик. Ты — мой король и ты — моя любовь.

Он вздохнул.

— Я хочу заключить договор с твоим братом. Сверхсекретный договор. Но, вероятно, его сначала потребуется убедить в необходимости заключения такого соглашения.

Сердце Генриетты заколотилось.

— Нет никого, кто смог бы его убедить… как ты, — продолжал Людовик.

— Что это за соглашение, Людовик?

— Я это скажу только уверившись, что ты до конца моя. О его содержании знают очень и очень немногие, и я хотел бы верить тебе, Генриетта. Верить от начала и до конца.

Он пристально глядел ей в глаза. Генриетта уже знала это сверкание его взора — таким взглядом он смотрел на своих будущих любовниц. Но сейчас речь шла о соблазне иного рода — он подвигал ее на духовную измену. Это была ревность любовника к брату любимой, требование полной капитуляции, превращение ее — нет, не в любовницу, но в рабыню — агента при чужом дворе.

И любовь к этому человеку, затаенная многолетняя любовь, вырвалась из глубин души, захлестнула и раздавила ее.

Ей было ясно, что, сказав «нет», она потеряет его навсегда, а подчинившись ему полностью и бесповоротно, навеки свяжет себя с ним, ибо, питая к ней чувства не меньшие, чем к любовницам, он видел в ней человека, способного на то, что недоступно другим. У нее было то, что кроме нее никто не мог ему предложить: влияние на царственного брата. Но прежде всего он решил во что бы то ни стало распознать меру ее любви в сравнении с любовью к брату.

Она почувствовала, что еще секунда — и она потеряет сознание, и откуда-то со стороны услышала свой голос:

— Людовик… Я твоя… целиком и полностью.

В Сен-Клу разгорелась очередная ссора. Филипп был в гневе на жену.

Король арестовал шевалье де Лоррэна и посадил его в Бастилию. Тот неоднократно оскорблял мадам, и это, по мнению короля, было достаточным основанием для наказания.

Мадам стала фавориткой короля. Все было теперь как в былые дни: где Людовик, там и Генриетта. Они вновь прогуливались по рощам и аллеям Фонтенбло и Версаля под руку друг с другом, они вдвоем долгие часы проводили с тем или иным министром короля, ибо мадам стала не просто сердечным другом короля, но и его политическим советником.

Филипп однажды застал их, задумчиво склонившихся над какой-то бумагой, которую они при его появлении немедленно спрятали. Ярость его по этому поводу была беспредельной.

— О чем беседовал с тобой король? — спрашивал он настойчиво. — Отвечай мне! Отвечай немедленно! Я не позволю так обращаться со мной, я, в конце концов, брат короля.

Она холодно парировала:

— Обо всем этом тебе следует поинтересоваться у короля. Он сам скажет тебе то, что считает нужным.

— Пресвятая Богородица! Тогда вот что: ты у нас сейчас, можно сказать, министр, так что давай-ка позаботься о том, чтобы король освободил де Лоррэна.

— Я не собираюсь ничего подобного делать.

— Нет, ты это сделаешь, сделаешь! Небось радовалась, заточив моего друга в тюрьму. Так вот, единственный способ для вас, мадам, продолжить совместную жизнь со мной — выпустить Лоррэна и жить с ним под одной крышей. Мы должны сноса быть вместе, нас снова должно стать трое, и если даже это неугодно тебе, тебе придется смириться.

— Я не собираюсь этого терпеть. И кроме того, король пока что еще не освободил его и, кажется, не собирается.

— Если ты его не освободишь, я не пущу тебя в Англию.

— Король желает, чтобы я поехала в Англию.

— В любом случае, ты не сможешь там задержаться надолго.

Она отвернулась и пожала плечами.

— Я разведусь с тобой! — крикнул он.

— Это самые приятные слова, которые я слышала от тебя за долгое время.

— Тогда я не разведусь с тобой. Я сделаю твою жизнь адом!..

— Ты уже сделал это, и ничего хуже того, что было, ты не сумеешь сделать.

— Ты душевнобольная! И скоро все смогут в этом убедиться. Ты всего лишь жалкий мешок из кожи и костей!

— Где уж мне сравниться с твоими дружками месье де Марсаном и шевалье де Бевроном.

— Да, где уж сравниться!

— Надеюсь, они станут для тебя утешением за потерю твоего несравненного Лоррэна.

Филипп буквально вылетел из комнаты. Он готов был взорваться от ярости. Всегда, всегда так: он проигравший, а Людовик — победитель! Так было в детстве, так осталось сейчас!

Как ему хотелось, чтобы брак с Генриеттой оказался всего лишь сном!