Джорджетт Хейер: Под маской

– Нет, в самом деле, мама! Как ты можешь быть столь бессердечной? – сказал он еще более укоризненно.

– Кит! – пронзительно закричала мать. – О мой любимый, мой дорогой сын!

Мистер Фэнкот, прижав мать к груди, крепко обнял ее и сказал, давясь от смеха:

– О, что за наглая ложь! Я не твой любимый сын!

Став на цыпочки, чтобы поцеловать его худую щеку, – при этом воск с наклоненной свечи капал на рукав его пальто, – леди Денвилл ответила с достоинством, что она никогда не отдавала ни малейшего предпочтения ни одному из своих сыновей-близнецов.

– Конечно, нет! Как бы ты могла это делать, если ты нас не различала? – сказал мистер Фэнкот, предусмотрительно забирая у нее подсвечник.

– Я умею вас различать! – заявила она. – Если бы я ждала тебя, я сразу бы тебя узнала! Дело в том, что я думала, ты в Вене.

– Нет, я здесь, – сказал мистер Фэнкот, улыбаясь и нежно глядя на нее. – Стюарт дал мне отпуск: ты довольна?

– О нет, ничуть! – сказала она, взяв его под руку и ведя в свою спальню. – Дай мне посмотреть на тебя, мой озорник! О, мне плохо тебя видно! Зажги все свечи, дорогой. Ох, сколько денег тратится на свечи в этом доме! Никогда бы не подумала, что это возможно, если бы Динтинг не показала мне оплаченный счет торговца свечами. Должна сказать, лучше бы она мне его не показывала. Скажи, пожалуйста, Кит, зачем мне знать стоимость свечей? В конце концов, свечи нужны, и даже твой отец никогда не требовал, чтобы я покупала сальные свечи.

– Я думаю, следует зажигать меньше свечей, – заметил Кит, зажигая от своей свечи полдюжины других, стоявших в двух подсвечниках на туалетном столике.

– Нет ничего более унылого, чем слабо освещенная комната! Зажги те, что на камине, мой дорогой! Ну, так намного лучше! Теперь иди сюда и расскажи все о себе!

Она пододвинулась на прекрасной тахте и призывно похлопала по ней, но Кит не подчинился немедленно ее приглашению. Оглядываясь вокруг, он воскликнул:

– Как так, мама? Ты обычно жила в розовом саду, а теперь можно подумать, мы находимся на дне моря.

Так как именно этого она и добивалась, когда за громадную сумму меняла обивку стен в комнате на всевозможные оттенки зеленого, ей это доставило большое удовольствие. Она сказала одобрительно:

– Совершенно верно! Я не могу представить себе, как я терпела эти банальные розы так долго – особенно когда бедный мистер Браммелл давно сказа мне, что я одна из немногих женщин, которым зеленый цвет идет больше, чем любой другой.

– Это действительно так, – согласился он. Он опустил взгляд на кровать и сощурил уголки глаз, когда увидел волнистое покрывало из газовой материи:

– Слишком франтовато! И не очень подходит. Она разразилась очаровательным серебристым смехом.

– Чепуха! Так как ты находишь комнату? Он сел, поднял ее руки к губам, пытаясь поцеловать ее ладони:

– Совсем как ты: прелестная и нелепая!

– И такая же, как ты! – отпарировала она, думая, что нет на свете более красивых мужчин, чем ее сыновья-близнецы.

В высшем свете, к которому они принадлежали, тоже отмечали, но сдержанно, что близнецы Фэнкоты красивы, но не так, как их отец. Они не унаследовали классической правильности его черт; скорее, они были похожи на мать. И хотя она была признанной красавицей, беспристрастные люди считали, что ее очарование объясняется не столько совершенством лица, сколько ее живым обаянием. Это обаяние, как утверждали ее наиболее преданные обожатели, было сравнимо с очарованием первой жены пятого герцога Девошпира. Были и другие черты сходства между ней и герцогиней: она обожала своих детей и была безрассудно расточительна.

Что касается Кита Фэнкота, в свои двадцать четыре года он был хорошо сложенным молодым человеком, немного выше среднего роста, с развитыми плечами и красивыми ногами в модных панталонах в обтяжку. Он был темнее матери, его блестящие локоны можно было назвать скорее каштановыми, чем золотистыми, в очертаниях губ чувствовалась твердость характера, которая отсутствовала у нее. Но глаза у них были одинаковые: живые, цвет между голубым и серым; в них так и прыгали смешинки. У него была такая же очаровательная улыбка, которая вместе с его приятными искренними манерами делала его всеобщим любимцем. Они были похожи со своим братом, как две капли воды, и лишь очень близкие знакомые были в состоянии различать их. В их фигурах не было заметного различия, если только они не стояли рядом, когда можно было заметить, что Кит чуть выше Ивлина, а волосы последнего сильнее отливают золотом. Только очень проницательный человек мог обнаружить существенное различие между ними, так как оно было достаточно тонким и заключалось в выражении их глаз: глаза Кита были добрее, глаза Ивлина ярче; оба они чаще смеялись, чем хмурились, но Кит мог печалиться из-за таких пустяков, которых Ивлин даже не замечал. Ивлин мог внезапно перейти от веселья к отчаянию, тогда как Киту с его более ровным характером такие смены настроения были чужды. В детстве они могли ссориться из-за ерунды, но тут же объединялись против любого вмешательства в их выдумки. В отрочестве именно Ивлин затевал наиболее возмутительные подвиги, а Кит придумывал, как из них выпутаться. Когда они стали мужчинами, обстоятельства разлучили их на долгое время, но ни расстояние, ни различный склад характеров не ослабили связи между ними. Они ничуть не страдали от разлуки, у каждого были свои собственные интересы, но когда братья встречались после многих месяцев, казалось, что они не виделись всего лишь неделю.