Кристофер Гортнер - Последняя королева

В Гранаде мой мир был полон девичьих надежд. После ежедневных уроков истории, математики, языков, музыки и танцев мы с сестрами часто шли на террасный дворик у края сада, где предавались извечному занятию женщин королевской крови – вышиванию. Наша задача, однако, была особенной, поскольку эти простые вышивки предполагалось освятить и послать для украшения церковных алтарей по всей Испании в качестве даров от инфант.

Из-за моей порывистой натуры я ненавидела шитье и в шестнадцать лет была практически не в состоянии хоть сколько-нибудь посидеть спокойно. Мои алтарные ткани, покрытые неумелыми узорами и запутавшимися нитями, годились только для мытья церковных полов. Обычно я лишь притворялась, будто вышиваю, а на самом деле пристально наблюдала за доньей Аной и дожидалась возможности сбежать.

Дуэнья сидела под колоннадой с книгой в руках, из которой читала вслух о страданиях какого-то святого великомученика. Вскоре ее голова начала клониться на грудь, а веки – трепетать в тщетной борьбе с сонливостью.

Когда глаза ее наконец закрылись, я подождала еще несколько минут, а затем отложила вышивание, сбросила туфли и осторожно поднялась с табурета. Мария и Исабель сидели рядом, обмениваясь какими-то секретами.

– Хуана, куда ты собралась? – прошипела Исабель, когда я прошла на цыпочках мимо, держа в руке туфли.

Не обращая на нее внимания, я сделала знак Каталине. Сестренка вскочила, уронив вышивание.

– Идем, pequeñita, [5] Малышка (исп.) . – улыбнулась я. – Хочу кое-что тебе показать.

– Сюрприз? – Каталина поспешно скинула туфли, но тут же остановилась, прижав ладонь ко рту, и взглянула на донью Ану.

Дуэнья спала сном младенца. Сейчас ее разбудил бы разве что слоновий топот, и я подавила невольный смешок.

Мария, естественно, полагала, будто наступит конец света, если кто-то из нас хоть немного отклонится от предписанного нам образа жизни.

– Хуана, – возмущенно прошептала она, – ты простудишься насмерть, если будешь бегать босиком. Сядь. Тебе нельзя вести Каталину в сад без надлежащей охраны.

– Кто сказал, будто ее у нас нет? – возразила я и сделала пальцем знак.

Из-за колонн позади нас появилась стройная тень. Под тяжелыми веками блестели угольно-черные глаза, голову обрамляли кудри цвета воронова крыла. Несмотря на кастильское платье, вокруг девушки до сих пор ощущалась тень киновари и звенящих браслетов. Я улыбнулась, увидев, что она тоже босая.

Девушку звали Сорайя. Ее нашли спрятавшейся в гареме Альгамбры, и никто не знал, кто она – рабыня, которую бросили покончившие с собой наложницы, или дочь какой-нибудь из младших жен калифа. На своем арабском языке она умоляла смилостивиться над ней и охотно обратилась в нашу веру. Ей было не больше тринадцати лет от роду, и для нее не имело особого значения, какого бога почитать, лишь бы остаться в живых. Я упросила отца отдать ее мне в услужение, и он согласился, несмотря на возражения матери. Сорайя почти не отходила от меня, спала на матрасе в изножье моей кровати и постоянно следовала за мной, неслышно, словно кошка. Я проводила многие часы, обучая ее испанскому, и она быстро училась, но чаще предпочитала молчать. Ее окрестили распространенным христианским именем Мария, но она на него не отзывалась, и нам пришлось смириться с именем, данным ей при рождении.

Я ее просто обожала.

– Эта рабыня-язычница? – прошипела Исабель. – Какая из нее охрана?

Мотнув головой, я схватила Каталину и Сорайю за руки, и мы скользнули в сад. Сдерживая смех, пробрались в беседку из роз, что когда-то служила личным убежищем халифа. Сорайя знала сад как свои пять пальцев и множество раз водила меня сюда на запретные вылазки, и ей всегда было известно, куда мне хочется. На небе начали сгущаться фиолетовые сумерки. Заметив торопливый жест Сорайи, я метнулась вперед, едва не сбив Каталину с ног.

– Быстрее! Сорайя говорит, что нам нужно добраться туда до наступления ночи.

Я потянула Каталину следом за бегущей вприпрыжку Сорайей.

– Хуана… помедленнее, – задыхаясь, проговорила сестра. – Я не могу бежать так быстро. – Она остановилась и упрямо добавила: – У меня ноги болят. – Бросив на землю туфли, она сунула в них измазанные травой ступни. – Ты порвала юбку, когда мы шли через кусты. Это уже третья юбка за неделю. Донья Ана рассердится.

Я бросила взгляд на порванную юбку. Гнев доньи Аны нисколько меня не волновал. Мы добрались до нижней части сада, и впереди показалась полуразрушенная стена на краю глубокого ущелья. Вдали возвышались усеянные пещерами холмы Сакромонте. Остановившись возле стены, Сорайя показала вверх.