Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

Гюи Шантеплёръ (Жанна Дюсса 1870-1951)

Невѣста «1-го апрѣля», романъ

Guy Shantepler (Jeanne Dussap) «Fiancée d'Avril», 1898

Премировано Французской Академiей.

Переводъ съ французскаго Е. Желѣзновой.

С.-Петербургъ

Русское Книжное Товарищество „Дѣятель“

1913.

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

Большая дорога, уже совершенно бѣлая, пылилась на мартовскомъ солнцѣ. Мишель Треморъ перешелъ черезъ ровъ, заросшій терновникомъ, и углубился въ лѣсъ, вступивъ на тропинку, которая спускается къ круглой площадкѣ Жувелль и лѣниво задерживается въ граціозныхъ, нѣжныхъ извилинахъ до сліянія съ ней.

Деревья, покрытыя блѣдной зеленью, готовою поблекнуть при первомъ заморозкѣ, сохраняли еще свои зимніе силуэты и выдѣлялись на небѣ легкими, воздушными линіями, какъ бы начерченными въ минуту грезъ какимъ-нибудь японскимъ художникомъ, очень утонченнымъ и отчасти химеричнымъ. Въ травѣ, покрытой звѣздами анемонъ, „болѣе пышно одѣтыми, чѣмъ Соломонъ во славѣ своей“, прошлогодніе листья лежали распростертые и можетъ быть покрывали своимъ коричневымъ покровомъ скелеты птичекъ, не вынесшихъ стужи. Между тѣмъ, неясный шумъ пробужденія исходилъ изъ земли; невидимыя крылья разсѣкали воздухъ или трепетали въ кустарникахъ; испаренія изъ безчисленныхъ, нераздѣльно слившихся ароматовъ, распространялись вокругъ и казались вѣстниками какой-то блаженной страны… Изъ этого маленькаго мірка, котораго коснулось разрушеніе, гдѣ уже трепетала новая жизнь, изъ этого неяснаго ропота, чириканья вокругъ свиваемыхъ гнѣздъ, шума источниковъ и ручейковъ, треска неожиданно сломившейся сухой вѣтки, изъ этого живительнаго дыханія, въ которомъ вѣроятно соединялось благоуханіе расцвѣтшихъ утромъ цвѣтовъ съ тяжелымъ болотнымъ запахомъ какого-нибудь погибшаго растенія, медленно распадающагося въ прахъ, изъ всего этого сложнаго окружающаго исходила могучая прелесть. Это была меланхолія исчезающихъ вещей, нѣжное очарованіе ихъ бренности, соединенное съ торжествующей радостью, съ яснымъ величіемъ ихъ вѣчнаго возрожденія.

Это очарованіе чувствовалось сильно, хотя безсознательно, Мишелемъ Треморомъ, который быль скорѣе мечтателемъ, чѣмъ аналитикомъ въ обычномъ смыслѣ слова.

Въ первый ясный день онъ вырвался изъ квартиры, въ которой жилъ ежегодно по 3 — 4 мѣсяца на улицѣ Божонъ, гдѣ ему приходилось отчасти поневолѣ, въ силу обстоятельствъ смѣшиваться съ парижской жизнью, и онъ съ наслажденіемъ поселился въ Ривайерѣ. Здѣсь то онъ имѣлъ обыкновеніе скрываться послѣ зимы, или между двумя путешествіями, чтобы поработать или передохнуть въ стѣнахъ своей старой башни Сенъ-Сильвера.

Шесть или семь лѣтъ тому назадъ Мишель нанялъ башню Сенъ-Сильвера на одинъ сезонъ, затѣмъ пріобрѣлъ ее въ собственность. Этотъ единственный уцѣлѣвшій остатокъ исчезнувшаго замка соблазнилъ молодого человѣка поэзіей гордой дряхлости и имѣлъ въ его глазахъ двойное преимущество тѣмъ, что не былъ слишкомъ отдаленъ отъ Кастельфлора, лѣтняго мѣстожительства его зятя, не будучи въ то же время настолько близко, чтобы слѣдовало бояться слишкомъ частыхъ набѣговъ его свѣтскихъ знакомыхъ, которыми ему угрожала, смѣясь, его сестра.

Прелестный уголокъ — Ривайеръ! Двѣ тысячи душъ — самое большее, чистенькіе домики и цвѣтущіе сады вокругъ церкви, изящной какъ игрушка, затѣмъ лѣса, поля, ручьи, ключи, и повсюду, въ окрестностяхъ, не считая Кастельфлора и Прекруа, самыхъ значительныхъ владѣній этой мѣстности, изящныя виллы, кокетливые маленькiе замки, сидящіе у воды или взгромоздившіеся на вершину пологаго холма… Ничего грандіознаго, даже ничего очень оригинальнаго, но грація, радостное спокойствіе и что-то такое привлекательное, интимное и очаровательно-свѣжее, отличающее деревни Иль-де-Франса.

МишельТреморъ — ученый путешественникъ изслѣдовавшій, объѣхавшій нѣсколько странъ, вернувшійся на Рождество изъ Испаніи и готовый сѣсть на пароходъ, чтобы въ первыхъ числахъ мая отправиться въ Норвегію, разсчитывая посѣтить еще нѣсколько другихъ мѣстностей, любилъ отдыхать взоромъ, утомленнымъ экзотическими видами, на этомъ мирномъ горизонтѣ, гдѣ Марна отливала на солнцѣ расплавленнымъ серебромъ и гдѣ въ ясную погоду рисовались туманные холмы, растушеванные въ сѣровато-голубоватый цвѣтъ. И фантастическіе зигзаги тропинки Жувелль развлекали его, такъ какъ онѣ давали ему возможность воспринимать каждый разъ по новому, по капризу свѣтовыхъ лучей, хрупкую и бѣлую колоннаду однѣхъ и тѣхъ же березъ, величественный, неутѣшный жестъ того же самаго дуба, струю прозрачной воды, которая съ вышины утеса падала капля за каплей на мохъ тѣхъ же самыхъ камней.