Бертрис Смолл - Колдунья моя

— Почему? — спросила Мэйрин. Бланшетта пожала плечами.

— Просто знала, и все. Мэйрин улыбнулась.

— Возможно, сестренка, — проговорила она, — у тебя тоже есть своего рода волшебный дар.

— Нет! — поспешно возразила та. — Это было бы греховно. Мэйрин не сдержала улыбки. Это наивное дитя полагало, что нет никакого греха в том, чтобы мысленно позвать на помощь другого человека, но не желало признать, что для успеха этой попытки ей обязательно надо было обладать хотя бы малой частицей такого же дара, каким обладала ее сестра. Впрочем, спорить о таких тонкостях сейчас было бы неуместно, поскольку, как подозревала Мэйрин, Бланшетта была обучена из рук вон плохо. Ведь она выросла в многодетной нормандской семье, где никто не заботился об образовании малышей. Впрочем, у нее впереди есть время, чтобы научиться всему необходимому, а пока что Мэйрин собиралась радушно принимать сестру у себя в гостях, чтобы та почувствовала себя как дома.

— Я рада, что ты приехала в Эльфлиа, Бланшетта, сестричка моя, — проговорила она. — Я выросла здесь, а это — леди Ида, которая воспитала меня. — Мэйрин взяла за руку Иду, стоявшую у ее кресла и слышавшую почти целиком всю историю Бланшетты. — Мама, как ты хочешь, чтобы Бланшетта называла тебя?

— Пусть называет меня мамой, так же как ты и Жосслен, — ответила Ида. — Бедное дитя! Тебе выпало на долю много страданий. Но теперь тебя никто не обидит. Теперь ты попала в настоящую семью, к своим родным, и мы постараемся, чтобы ты была счастлива с нами. — Ида смерила взглядом Мэйрин и назидательно добавила:

— Разве я не говорила, что тебе исключительно повезло в жизни, дочь моя? Ведь ты всегда была любима. А бедняжка Бланшетта всю жизнь была так одинока!

Легкая улыбка заиграла на губах Мэйрин. Иду нельзя назвать особенно тактичной. Но внезапно Мэйрин впервые задумалась: что, если ее мать не так уж и не права? Что, если ей действительно следует простить Жосслена? Но она тут же выбросила эту мысль из головы и сказала сестре:

— Ты согласна называть леди Иду мамой?

— О да! — радостно воскликнула Бланшетта, и на ее прелестные голубые глаза вновь навернулись слезы.

— А как насчет меня? — спросил Жосслен, подходя к ним. — Ты не хочешь представить меня своей сестре, колдунья? Или все еще сердишься на меня?

— Это мой муж, Жосслен де Комбур, — сказала Мэйрин без особых церемоний.

Золотисто-зеленые глаза Жосслена озорно сверкнули.

— Миледи Бланшетта, — ласково проговорил он, поднося хрупкую ручку девушки к губам для поцелуя. — Добро пожаловать в Эльфлиа.

— Благодарю вас, милорд, — ответила Бланшетта, так опытно высвобождая руку из пальцев Жосслена, что Мэйрин не удержалась от улыбки.

Представив сестру матери и мужу, Мэйрин позвала Дагду. Ирландец присоединился к теплому семейному кружку и внимательно взглянул гостье в глаза. Бланшетта застенчиво смотрела на него, но глаз не опускала. Наконец Дагда улыбнулся.

— В вас очень много от вашего отца, миледи Бланшетта, — одобрительно заметил он своим гулким басом.

И тут Бланшетта впервые за все время улыбнулась. «Какая она красивая!»— подумала Мэйрин.

— О Дагда! — воскликнула Бланшетта. — Вы сказали мне самые приятные слова на свете! Вы ведь знали моего отца, верно? Расскажите мне о нем!

— Я был бы счастлив рассказать вам все, что мне известно о Сирене Сен-Ронане, дитя мое, — ответил Дагда, — но, знаете ли, я чудовищно проголодался. Скоро подадут ужин. Видите ли, на голодный желудок я не умею рассказывать. — Он окинул Бланшетту оценивающим взглядом. — Похоже, вы истосковались по хорошей еде, — заметил он. — Но в Эльфлиа быстро наверстаете упущенное.

— Пойдем, девочка моя, я покажу тебе, где можно умыться после дороги, — сказала Ида. — Мы подготовили для тебя старую комнату моего покойного сына. Ты очень понравилась бы Брэнду. Он любил красивых девушек. — С этими словами Ида повела Бланшетту на второй этаж.

— Ну, колдунья, ты все еще расстроена из-за ее приезда? — спросил Жосслен, внезапно оказавшись с Мэйрин наедине.

— Нет, — ответила та. — Бедное дитя! Ей пришлось нелегко. Похоже, Бланш была вне себя от радости, когда ей удалось сбыть дочь на руки Монтгомери. Останься наш отец в живых, все сложилось бы иначе. Боюсь, этой девочке никто никогда не говорил, что любит ее. Помню, мы как-то обсуждали с тобой, насколько умна была Бланш, и пришли к выводу, что мозгов ей явно не хватало. Теперь я в этом окончательно убедилась! Представь себе, она вверила свою дочку заботам моей старой кормилицы! Мелани обожала меня и не смогла не рассказать обо всем Бланшетте. Хотелось бы мне знать, действительно ли моя сестра чувствует призвание к монашеской жизни или просто хотела удалиться в монастырь, чтобы спастись от злодейств своей матери или искупить их?