Бертрис Смолл - Филиппа

Кардинал знаком велел им подойти.

— Объяснитесь, Уиттон, — коротко бросил он.

— Помните, как Филиппа сказала, что сигналом к убийству станет королевская «Саламандра»? Этот парнишка — подмастерье у человека, которому предстояло сегодня поджигать фейерверки. Ему заплатили серебряную монетку, чтобы запалить «Саламандру», когда солнце окажется в зените. Фейерверки, разумеется, никто не собирался пускать раньше вечера. Эта самая «Саламандра» и должна была стать знаком. Мальчик ничего не ведал, ваша светлость. Священник уверил его, что королева захотела подшутить над сыном.

— И ты видишь этого священника перед собой, мальчик? — осведомился кардинал.

— Да, ваша светлость. Вон там, на коленях перед вами. Мальчик ткнул пальцем в преступника. Кардинал кивнул:

— Спасибо, парень. На колени, вы оба, и я дам вам свое благословение.

Благословив дядю и племянника, он, к удивлению графа, сунул руку в карман и вынул две монеты. Та, что побольше, перешла к мастеру, поменьше — к мальчику.

Заметив блеск серебра, граф едва сдержал улыбку. Должно быть, эти сведения много значили для кардинала, известного своей прижимистостью.

— Ты, — велел Вулзи мастеру, — возвращайся к своим фейерверкам, да чтобы все восхищались твоей работой. Мальчишку я пришлю к вечеру. Пока пусть остается здесь. Ему придется рассказать всю историю еще одному человеку.

После ухода мастера кардинал обратился к одному из слуг:

— Немедленно вели приготовить мои носилки! Я сам нанесу визит королеве-матери, и посмотрим, что она скажет насчет этого заговора!

Устремив взгляд на графа, он благосклонно кивнул:

— Прекрасная работа, Криспин, впрочем, как обычно. Я не зря на вас надеялся. А теперь найдите свою жену и постарайтесь насладиться последней частью спектакля. Очередной бесконечный банкет с чересчур жирной едой, фейерверками, после чего мы можем возвращаться в наше чудесное английское лето. Там погода куда приятнее, при условии, конечно, что дожди не будут длиться неделями. Правда, любые дожди все же лучше этой непереносимой жары и пыли. Идите!

Он махнул рукой, унизанной кольцами. Криспин учтиво поклонился кардиналу.

— Спасибо, ваша светлость. Я рад быть снова вам полезным, но, по правде говоря, все почести должны принадлежать моей жене. Если бы она не подслушала заговорщиков, их коварный план наверняка бы удался.

Стоявший на коленях гигант опешил, только сейчас осознав, что произошло.

— Говорил я тебе, — прошипел он Мишелю, — следовало удавить суку! Она все поняла!

— Вот именно, — усмехнулся граф и отправился на поиски Филиппы, спеша рассказать о случившемся.

Они вернулись домой, в Брайарвуд, теплым летним днем. Над полями висела голубоватая дымка, не скрывавшая, однако, сочной зелени нового урожая.

Короли, дружески распростившись, разъехались с Золотой долины, и Генрих отправился в Кале, где распустил большинство придворных по домам, а сам вместе с королевой выехал в Гравелин на встречу с императором Карлом и наместницей Нидерландов Маргаритой Пармской.

Потом все четверо снова перебрались в Кале, где между Карлом и Генрихом было оформлено соглашение, в котором Англия обязалась не подписывать новых договоров с Францией в течение следующих двух лет. Король Франциск отнюдь не обрадовался этому известию, но поделать ничего не мог.

А Криспин и Филиппа оказались дома еще до того, как все это произошло. Из Кале они очень быстро переправились в Дувр на корабле, нанятом для них лордом Кембриджем. С десяток придворных напросились к ним в спутники, мечтая как можно скорее увидеть родные берега. Большинство были уроженцами Оксфордшира, и Криспин с радостью принял на борт соседей. Дул свежий ветер, подгоняя судно, и путешествие прошло спокойно. Филиппа и Люси сидели на палубе, поскольку заточение в маленькой каюте грозило приступом морской болезни. Криспин и остальные мужчины играли в карты и кости, чтобы скоротать время.

Они отплыли затемно и долго наблюдали, как поднимается солнце над удаляющимся побережьем Франции. В Дувре коней свели на пристань, и супруги начали довольно долгий путь в Брайарвуд. Филиппа отчетливо сознавала: происходит что-то непонятное. Те дружеские отношения, которые установились между ней и мужем, почти неуловимо менялись. Но к лучшему или к худшему?

Все началось во Франции, после того как она разоблачила убийц. Она ничего не понимала. Он стал куда внимательнее. Несколько раз она замечала нежность, светившуюся в его серебристо-серых глазах, которая в одну секунду могла превратиться в лед. Что происходит? Любит ли он ее? Да возможна ли между ними любовь? А она? Ей казалось, что она его любит, но наверняка знать не могла, так как до сих пор ни к кому не питала подобных чувств. А ему она сказать не смела, хорошо усвоив главное правило жизни при дворе: женщина ни в коем случае не должна признаваться в своей склонности прежде, чем джентльмен.