Михель Гавен: Балатонский гамбит

БТР зарычал, разворачиваясь. Маренн быстро пошла назад в дом. Оставила цветы санитару при входе.

— Поставьте в воду, Ханс, — приказала быстро.

Вернулась в палату.

— Как дела?

Доктор Виланд поправил очки и внимательно посмотрел на нее.

— Мы иссекли края раны и сделали рассечение по межреберью. Пуля лежит очень неудобно… Фрау Ким, — ему показалось, она не слушает его. — Вы улыбаетесь?

Обработав руки, Маренн качнула головой.

— Я все поняла, Мартин. Дренажная трубка в плевральной полости есть?

Она надела перчатки и подошла к операционному столу.

— Фрау Ким, а штандартенфюрер… — вдруг начал доктор.

— Штандартенфюрер приедет вечером, если он вам нужен, — ответила она. — Не отвлекайтесь. Будем работать.

Когда стало смеркаться, заметно похолодало. В приоткрытое окно потянул холодный ветер, и Маренн почувствовала такой знакомый запах порохового дыма — за все годы, которые она провела на войне, на той, на первой, да и теперь, на второй, приятней он для нее не стал. Дым то наплывал вместе с порывами ветра, затрудняя дыхание, то вдруг исчезал, и тогда дышалось легко и свободно.

— Закройте окно, — приказала Маренн санитару, и, взглянув на белые розы, стоявшие перед ней на столе, углубилась в изучение рентгеновского снимка.

— Фрау Ким, — доктор Виланд присел сбоку на стул. — А вот эта новая метода наркоза, которую вы мне показали сегодня, имеет какое-то описание, научное обоснование, что-то стоит почитать?

— Не только стоит, но даже нужно, — ответила Ким. — Возьмите в моей сумке, — она кивнула на медицинский саквояж на полу. — Черная папка, написано «Лейбштандарт». Джилл только успела перевести с английского перед моим отъездом сюда, и материал распечатали для главных врачей эсэсовских дивизий. Обязательно прочтите. Я попробовала еще в Шарите перед операцией в Арденнах.

— Очень, очень интересно, — доктор Виланд нагнулся за папкой. — Умеют эти американцы выкинуть что-нибудь этакое. А что им не выкидывать? Их не бомбят, война за тридевять земель, сиди себе и выкидывай. Пока другие давят друг друга танками и забрасывают бомбами. Как я понял, в этом есть масса преимуществ.

— Да, — Маренн кивнула. — Во-первых, возможность осуществления точной дозировки вещества, которое поступает через трубку. Потом можно в течение нескольких секунд менять минутный объем вентиляции и менять в любых пределах газовый состав крови. Хорошая проходимость дыхательных путей в течение всей анестезии. Сколько проблем возникает у нас при проведении масочной анестезии, когда при расслаблении мышц корень языка западает и может полностью перекрыть верхние дыхательные пути от нижних. Добавьте к этому герметичность, при которой невозможна аспирация, так что содержимое желудка, даже если и попадает в ротовую полость, никогда не попадет в легкие. И предотвращение легочных осложнений в послеоперационном периоде.

За окном послышался шум колес БТРа. Маренн бросила взгляд на часы — восемь двадцать. Пайпер подождал, конечно, но совсем немного.

— Это штандартенфюрер? — Виланд привстал. — Фрау Ким, я хочу вам сказать. Йохан, он… — доктор покачал головой. — Такая дивная жена, такие чудные детишки. Я видел фотографии. Будет жаль, если все это распадется.

— А с чего вдруг распадется? Что вы волнуетесь, Мартин? — Маренн продолжала смотреть на снимок, потом взяла медицинскую карту.

— А вы не понимаете? — Виланд кивнул на букет. — Гоняли самолет в Вену. Умри, но привези, и чтоб обязательно белые, одного размера, свежайшие. И все для нее, то есть для вас. Чуть не самого гауляйтора там вверх тормашками поставили. А вы говорите, с чего? Он меня задергал — приехала не приехала. Он помешался на вас, это точно. Я так ему и сказал. Йохан, ты на ней помешался. Я его понимаю. Молодость, слава, размах теперь иной, да и желания тоже. Когда ты герой, и запросы, знаете ли…

— Не волнуйтесь, Мартин, разберемся, — Ким посмотрела на розы и улыбнулась. — Правда, цветы красивые.

— Как вы разберетесь? — Виланд пожал плечами. — Чем больше вы будете разбираться с ним, тем дальше все пойдет. Он к вам неравнодушен, Ким. Он давно хотел с вами познакомиться. Здесь, на фронте. Говорит, в Берлине к вам не подступиться. Но все не получалось. Приедет — то вас еще нет, то уже нет. А в Арденнах Кальтенбруннер помог. Так теперь, как говорится, башню снесло. Ее еще там снесло, но я молчал, ведь вы были не одна, с вами был оберштурмбаннфюрер Скорцени. Я знаю, что он имеет к вам отношение не только служебное. Я не хотел лезть, чтобы не накликать беды. Но что вы думаете? Все эти пироги с клубникой, рояли на грузовике, шампанское, вкуснейший суп в фарфоровой посуде — мы каждый день так живем, что ли? Да никогда такого не было. А как командовали? Я вообще от ужаса старался из госпиталя не показываться. Нет, я не сомневаюсь в профессионализме Йохана и в его здравом уме. Но в обычной обстановке он куда осторожнее. Я-то знаю, не первый год вместе. Это было все для вас. Весь этот Арденнский рейд — для вас. Он хотел произвести на вас впечатление.