Элизабет Вернер: Любовь дерзкого мальчишки

Однако их счастье недолго оставалось безоблачным, но на этот раз оно было нарушено внешними невзгодами. Лев был еще ребенком, когда грянула революция, охватившая чуть ли не пол-Европы. В польском крае также вспыхнуло восстание. Моринский и Баратовский приняли в нем активное участие, однако революционное движение было подавлено, и его участников постигла суровая кара. Моринский и Баратовский бежали во Францию, за ними последовали их жены и дети. Графиня Моринская, хрупкая, болезненная женщина, не вынесла жизни на чужбине и через год умерла. Бронислав поручил свою единственную дочь Ванду сестре. Сам он был не в состоянии оставаться в Париже, где все напоминало ему об утрате страстно любимой жены. Он жил то здесь, то там и приезжал только иногда, чтобы увидеться с дочерью. Наконец благодаря амнистии он получил возможность вернуться на родину, где тем временем после смерти одного родственника получил в наследство поместье Раковиц, в котором и поселился.

На князя Баратовского, который был одним из главарей восстания, амнистия не распространялась, и о его возвращении нельзя было и думать. Жена и сын разделили с ним его участь, пока наконец его смерть не предоставила им возможности избрать себе новое местожительство.

Было утро. В комнате с балконом на даче, которую занимали Баратовские, находилась только княгиня; она была поглощена чтением письма, полученного час тому назад. Это было извещение Вольдемара о том, что он сегодня приедет. Княгиня так пристально смотрела на это письмо, как будто хотела изучить по этим кратким холодным словам или по почерку характер сына, который был ей совершенно чужим. С тех пор как Ядвига вторично вышла замуж, она лишь изредка и мельком видела его, а с того времени как она жила во Франции, эти свидания и вовсе прекратились. Образ десятилетнего мальчика, сохранившийся в ее памяти, был довольно непривлекателен, а то, что она узнала относительно юноши, вполне согласовалось с ним. Тем не менее княгине было необходимо во что бы то ни стало приобрести влияние на сына, а она была неспособна отступать от решения какой-либо задачи, если даже прекрасно осознавала все ее трудности. Она встала и начала задумчиво ходить взад и вперед, но быстрые шаги, раздавшиеся в передней, заставили ее остановиться. Слуга, открыв дверь, произнес:

— Господин Вольдемар Нордек.

Названный тотчас же вошел. Дверь снова закрылась, и мать с сыном очутились лицом к лицу.

Вольдемар сделал еще несколько шагов вперед, но вдруг остановился. Княгиня, имевшая намерение пойти ему навстречу, также замедлила шаги. Казалось, что с первого мгновенья этой встречи между ними разверзлась бездонная пропасть. Их затянувшееся молчание говорило яснее слов; оно доказывало, что ни в сердце матери, ни в сердце сына не дрогнула ни одна струна. Княгиня первая превозмогла себя.

— Благодарю тебя, мой сын, что ты пришел, — проговорила она, протягивая руку.

Вольдемар медленно подошел ближе, только дотронулся до протянутой ему руки и сейчас же опустил ее. Княгиня, несмотря на темный костюм, была очень эффектна и величественна, но, по-видимому, это не произвело на молодого человека никакого впечатления, несмотря на то что он пристально смотрел на нее. Княгиня также не отрывала глаз от лица сына, но тщетно старалась отыскать в нем хоть единственную черту, похожую на ее собственные или напоминающую их. Она видела только разительное сходство с человеком, которого ненавидела даже после его смерти.

— Я была уверена, что ты приедешь, — продолжала она, опускаясь на стул и жестом указывая сыну место возле себя.

Однако Вольдемар продолжал стоять.

— Разве ты не сядешь?

Этот вопрос был произнесен очень спокойно, но не допускал возражения и напомнил молодому Нордеку, что он не может стоять на протяжении всего своего визита; он взял кресло и сел против матери, так что стул возле нее остался пустым.

Смысл этого поступка был вполне ясен; княгиня плотнее сжала губы, но ее лицо оставалось неподвижным. Вольдемар сидел против света, он и сегодня был в охотничьем костюме, не отличавшемся особой опрятностью. В левой руке, которая, как и правая, была без перчатки, он держал круглую шляпу и хлыст, а манера, с которой молодой человек опустился на стул, доказывала его полное незнание светских обычаев. Мать с первого же взгляда заметила как это, так и то злобное упорство, которым вооружился ее сын; оно достаточно ясно светилось в его глазах. Задача, предстоявшая княгине, была не из легких, она это чувствовала.