Элизабет Вернер: Любовь дерзкого мальчишки

— Дядя, кажется, совсем очарован Вандой, — заметил Лев, когда граф и девушка вышли из комнаты.

— Он избалует ее, — вполголоса произнесла княгиня, смотревшая им вслед. — Он окружит ее таким же слепым поклонением, как некогда окружал ее мать. Ванда скоро познает свою власть и научится пользоваться ею. Вот чего я боялась при ее возвращении к отцу. Уже первые часы доказали, что я была права. Что это за приключение в лесу, Лев?

— Не знаю! Вероятно, какая-нибудь выдумка Ванды. Сначала она различными намеками возбудила мое любопытство, а затем наотрез отказалась объяснить что-либо и потешалась над моей досадой. Ты ведь знаешь ее манеру.

— Да, я знаю. — На лбу княгини появилась складка. — Ванда любит играть всеми и давать всем чувствовать свои капризы. Тебе не следовало бы так потворствовать ей в этом, Лев, особенно по отношению к себе.

Молодой человек покраснел до корней волос.

— Я, мама? Да ведь я постоянно ссорюсь с Вандой.

— И тем не менее подчиняешься всем ее капризам. Но все это — ребячество; я хотела поговорить с тобой серьезно. Закрой балконную дверь и подойди ко мне!

Юноша повиновался; по его лицу было видно, что он чувствовал себя уязвленным, однако княгиня не обратила внимания на настроение сына.

— Ты знаешь, — начала она, — что я уже была один раз замужем, прежде чем отдала свою руку твоему отцу, и что от этого брака у меня есть сын. Ты знаешь также, что он воспитывался в Германии, но никогда еще не видел его. Это должно произойти теперь, ты с ним познакомишься.

Лев с выражением величайшего изумления обернулся.

— С моим братом Вольдемаром?

— С Вольдемаром Нордеком, да! — Ударение, с которым княгиня произнесла это имя, заключало в себе, может быть, невольный, но очень решительный протест против всякой связи между этим Нордеком и потомком рода Баратовских. — Он живет недалеко отсюда, в имении своего опекуна. Я известила его о нашем пребывании здесь и ожидаю его на днях.

Недовольство Льва испарилось; предмет разговора, по-видимому, крайне интересовал его.

— Мама, — нерешительно произнес он, — не могу ли я наконец более подробно узнать эту мрачную семейную историю? Я знал только, что твой первый брак был несчастлив, что ты совершенно порвала с родными Вольдемара и его опекуном. Однако и это я понял только из намеков дяди и старых слуг. Я никогда не решался задавать отцу или тебе вопросы по этому поводу, так как видел, что это причиняет отцу боль, а тебя сердит. Вы оба, казалось, старались не вспоминать об этом браке.

На лице княгини появилось странное выражение жестокости, и с такой же жестокостью она ответила:

— Без сомнения. Унижения лучше всего предавать забвению. Не спрашивай меня теперь об этом! Тебе известны факты, удовлетворись этим. Я не могу шаг за шагом вводить тебя в семейную драму, о которой до сих пор не могу вспоминать без ненависти к умершему. Я хотела совершенно вычеркнуть эти три года из моей жизни и никогда не думала, что буду вынуждена возобновлять эти воспоминания.

— Но что же заставляет тебя делать это? — поспешно спросил Лев. — Неужели наше возвращение? Мы ведь в любом случае поедем в Раковиц к дяде?

— Нет, мой сын, мы отправимся в Вилицу!

— В Вилицу? Но ведь это — поместье Вольдемара.

— Это поместье было бы моим, если бы не существовало завещания, которое лишило меня наследства. Теперь Вилица принадлежит моему сыну, и там, вероятно, найдется место и для его матери.

— Что это значит? — запальчиво воскликнул Лев. — Неужели ты хочешь унизиться перед Вольдемаром до просьбы! Я знаю, что мы бедны, но соглашусь скорее перенести все, от всего отказаться, чем допущу, чтобы ты ради меня…

Княгиня вдруг встала; у нее был такой вид, что сын невольно замолчал.

— Неужели ты считаешь свою мать способной унижаться? — спросила она. — Разве ты так мало знаешь меня? Предоставь мне позаботиться об этом деле! Тебе незачем указывать мне границы, которые я не должна переступать, я сама знаю их!

Лев молча опустил глаза.

— Неужели эта пылкая голова никогда не научится размышлять спокойно? — мягче спросила мать, подойдя к нему и взяв его за руку. — О, как это необходимо в жизни! Свой план относительно Вольдемара я приведу в исполнение сама. Доверься своей матери!

Она привлекла к себе сына, который молча прижал ее руку к своим губам. Когда она наклонилась к юноше, чтобы поцеловать его, то можно было видеть, что эта холодная женщина умела быть матерью и что Лев, несмотря на всю строгость, с которой она с ним обращалась, был ее кумиром.