Мэри Бэлоу - Искусная в любви

Не считая моей учебы, я не совершил ничего достойного внимания во все последующие годы Естественно, я не продавал любовь. Вы же, напротив, руководствовались любовью, хотя это причиняло вам безмерную боль. И сейчас вы действуете так же. Для вас главное – не причинить боль мне, не так ли?

Виола отвернулась.

– Не делайте из меня святую, – сказала она. – Я делала то, что должна была делать, но все равно я – шлюха.

– Я думаю, что сделал лишь одно стоящее дело в своей взрослой жизни, – заметил Фердинанд.

– Да, вы вернули мне «Сосновый бор», прежде чем выяснилось, что он принадлежит мне по праву, – сказала она. – Я всегда буду помнить об этом.

– Кирби больше не потревожит вас, – заверил он ее.

– Нет.

Фердинанд заметил, что Виола вздрогнула.

– Я мог бы убить его ради вас, Виола, – тихо сказал он, – мне очень хотелось это сделать.

– О нет! – Виола поднялась, подошла к нему, положила руку ему на рукав и заглянула прямо в глаза. – Не навлекайте на себя неприятностей из-за меня, Фердинанд, у него больше нет надо мной власти.

Он положил свою руку поверх ее.

– Но я не скажу, что он ушел безнаказанно, – сообщил он.

Она взглянула на его руку, потом на другую, и ее глаза расширились.

– О, Фердинанд, что вы сделали?

– Я наказал его, – ответил он. – Правда, никакое наказание не сможет компенсировать то, что он сделал с вами, даже смерть. Но надеюсь, что потребуется неделя или даже больше, прежде чем он встанет с постели. Но, встав, он уберется с этих берегов, так что мы никогда больше о нем не услышим.

Виола подняла его руку и нежно приложилась щекой к ободранным костяшкам.

– Это ужасно с моей стороны, – сказала она, – но я довольна. Да, я рада. Спасибо! Надеюсь, что никто больше не узнает об этом, тем более герцог Трешем. Не нужно, чтобы видели, что вы как-то связаны со мной. Впрочем, это не важно. Завтра я уезжаю домой, и обо мне скоро забудут. Я не хотела встречаться с вами сегодня, Фердинанд, но я рада, что вы вовремя поймали меня.

Это будет моим последним воспоминанием о вас.

– На самом деле Трешему все известно, – сказал он. – Именно он доставил Кирби ко мне в парк.

Виола в ужасе уставилась на него.

– Он знает? Он приехал в парк?

– Да, вместе с примерно пятьюдесятью другими избранными свидетелями, – сказал он. – Теперь, наверное, нет ни одного представителя света, которому это было бы неизвестно.

Виола отступила от него на шаг и неожиданно побледнела. Затем она бросилась к двери, но Фердинанд поймал ее за руку и удержал.

– Теперь, – сказал он, – все знают о вашем мужестве и бескорыстной любви к своей семье, когда вы были еще совсем юной. Все знают, что злодей, избравший вас своей жертвой, публично унижен и наказан. Все знают, что могущественные и влиятельные Дадли во главе с герцогом Трешемом встали на вашу сторону и посвятили себя делу защиты вашего доброго имени и прославлению вашего героизма. И все знают, что лорд Фердинанд Дадли назначил себя вашим защитником.

– Как вы могли? – вскричала она. – Как вы могли?

Выставить меня перед этой публикой… – Похоже, она не могла подобрать подходящего слова, ее глаза сверкали.

– Разве вы не видите, что это единственный путь? – мягко спросил Фердинанд. – Трешем собирается пригласить весь свет на прием в Дадли-Хаус. Он хочет, чтобы вы были почетной гостьей. Придут все, Виола. Они умирают от нетерпения с вами встретиться. Но они увидят нашу версию – они встретят Виолу Торнхилл. Они все сойдут с ума от вас.

– Я не хочу, чтобы по мне сходили с ума! – огрызнулась она. – Фердинанд, я была куртизанкой четыре года. Я незаконнорожденная. Я…

– Бамбер надеется, что вы позволите ему сопровождать вас и представить свету как свою родную сестру по отцу.

– Что? – Она смотрела на него не отрываясь. – Что?

– Он тоже был в парке, – подтвердил Фердинанд.

– Вероятно, как и дюжина других моих бывших клиентов. – Виола с негодованием смотрела на него.

– Да, – медленно вздохнул Фердинанд, – но ни один из них не признается в этом, Виола. Вы будете признаны сводной сестрой графа Бамбера. Вы будете протеже герцога и герцогини Трешем. Вы будете моей леди – на что я очень надеюсь.

Он заметил тот момент, когда гнев покинул ее, а вместо него пришла тихая задумчивость. Ее губы раскрылись, а глаза засветились нежностью.

– Фердинанд, – ласково сказала она, – этого нельзя делать, дорогой. Вы не должны так поступать. – В ее глазах стояли слезы.

Он завладел ее руками. То, что он собирался сделать, могло показаться смешным, но Фердинанд чувствовал неодолимую потребность отдать должное ее храбрости, преданности и непоколебимой любви – ее превосходству над ним. Он опустился на одно колено и приложил лоб к тыльной стороне ее ладоней.