Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

До Чернокаменска добирались долго. Пусть беглый каторжник Федор Шумилин и числился мертвым, но рисковать им не хотелось. Особенно сейчас, когда встреча с родными так близка. Передвигались большей частью ночами, днями отсыпались где придется: в чистом поле, зарывшись в стог прошлогоднего сена, в сараях, встречающихся по ходу деревень, временами, очень редко, в постоялых дворах. У Кайсы водились деньги, и, судя по всему, немалые, но он старался избегать ненужных трат, так что промышляли они охотой, мылись в реках и лесных ручьях и не отказывались от случайных заработков, если кому-то из крестьян была нужна помощь двух крепких мужчин. В отличие от Федора, мрачного и нелюдимого, Кайсы умел договариваться с людьми. Имелась и такая способность в длинном списке его талантов. Его обаяния хватало даже на то, чтобы случайные знакомые переставали с тревогой и опаской коситься на Федора, а через некоторое время, кажется, и вовсе забывали о его существовании. Федора это равнодушие вполне устраивало. Все его мысли были об Айви, об их скорой встрече. Каждая ночь, проведенная в пути, делала эту встречу все более долгожданной, все более реальной. А днем, укладываясь спать, он мечтал только об одном, о том, что Айви сможет дотянуться до него во сне.

И она услышала его невысказанные мольбы. Чем ближе был Чернокаменск, тем длиннее становились их переходы. Они шли уже не столько ночью, сколько днем.

– Тебе нужно привыкать к людям, – сказал Кайсы однажды, когда они сидели на привале. – Не им к тебе, Игнат, а тебе к ним. Они видят в тебе калеку, возможно, урода, но они тебя не боятся, скорее жалеют. Особенно бабы. Бабы, они всегда жалостливее.

Федор хотел сказать, что не нужна ему их жалость, но промолчал, зная, что на любое возражение у его спутника найдется аргумент.

– Не дичись, – продолжал Кайсы. – Забудь, что ты был графом. Забудь, что ты был каторжником. Думай о том, что тебя ждет. О своей новой жизни думай.

И Федор думал. Каждую свободную минуту думал. Вспоминал, какой была его Айви, представлял, какой стала за годы разлуки. И однажды ночью судьба смилостивилась…

…Он сидел на растрескавшемся черном валуне на дне Нижнего мира, с закрытыми глазами, чтобы не видеть нескончаемый хоровод из истлевших тел, когда его щеки коснулось что-то нежное, невесомое. И застывшее пространство всколыхнулось, словно от легкого сквозняка. Или от взмаха крыла пролетевшей рядом ласточки. Федор вскочил, раскрыл глаза, волчком закружился на месте, выискивая, высматривая свою Айви.

Ничего… Лишь стремительная тень на белом фоне вечно полной луны да крошечное перышко на раскрытой ладони.

Федор не плакал все эти годы потерь и лишений. Не плакал, когда гнил заживо в тюремной камере, когда от каторжного труда гудели натянутые, словно канаты, жилы. Когда сосновая ветка сделала его слепым на один глаз, он лишь равнодушно пожал плечами. А сейчас, глядя в черное ночное небо, он заплакал. Слезы катились по щекам, падали на мертвое озерное дно и с тихим шипением испарялись. Это были слезы облегчения, чувства, о существовании которого Федор почти забыл.

Он так и проснулся с лицом, мокрым от слез, со сжатой в кулак рукой. Чтобы разжать онемевшие пальцы, ему потребовалось время. Когда наконец у него получилось, он увидел на своей ладони перышко, черное ласточкино перышко – весточку от Айви. До Стражевого Камня оставалось два дня пути.

Шли без остановок, без передышки. Если бы не Кайсы, Федор бежал бы бегом, но проводник не позволил:

– Успеешь. Береги силы, Игнат.

Теперь он называл Федора исключительно Игнатом, и Федор почти привык к своему новому имени. Как привык он и к мысли, что скоро, очень скоро, окажется дома. Он и сам не понимал, когда Чернокаменск стал его домом, но так уж вышло: он спешил домой, к любимой женщине.

Наверное, надо было подумать о том, что отныне у него другая внешность, другое имя и совершенно другая жизнь, что от Федора Шумилина осталось одно только нутро, да и то было выжжено почти дотла, и ко всему этому нужно будет как-то приспосабливаться, перекраивать их общее с Айви будущее. Возможно, им придется уехать из Чернокаменска, не слишком далеко, так, чтобы сохранилась невидимая связь с озером. А может, ему придется всю оставшуюся жизнь прятаться на Стражевом Камне, если Айви не сможет жить без этой темной связи с Желтоглазым. Он был ко всему готов, вот только думать об этом здраво, планировать пока ничего не мог. В мыслях Федора был лишь его вчерашний сон, и с черным ласточкиным пером он не расставался ни на миг.