Марина Дробкова - Маг моего сердца

Огромных усилий стоило мне преодолеть себя и запалить фитиль.

Лицо Правого творца смотрело с экрана не то осуждающе, не то печально.

– Приветствую, Хранительница, – сдержанно поздоровался творец. – Как я понимаю, случилось то, чего я опасался: тебе хорошо и здесь.

– Вечер добрый, справедливейший! Я просто сейчас… я кормлю ребенка и… Может быть, мы продолжим разговор чуть позже?

– Мы можем вернуться к нему позже, Бренна, или не возвращаться совсем, как пожелаешь. Я просто пришел сказать тебе, что у Мира-на-краю осталось несколько минут. А у тебя – около суток. Ты готова пожертвовать свободой Даймонда? Ты готова рискнуть? Что ты решила?

Мои руки опустились. Уснувшая Тина лежала у меня на коленях. А вот я, наоборот, проснулась.

Меньше суток. Несколько минут.

Я ничего не ответила творцу, лишь задула свечу.

– Дора! – позвала я.

Девушка явилась.

– Срочно найди гонца, чтобы доставить письмо герцогу. Немедленно, Дора, слышишь? – я почти кричала. – И забери ребенка.

– Хорошо, сеньора, конечно, – испуганно откликнулась девушка, унося мое дитя.

Я села к столу и, обмакнув в чернильницу перо, принялась писать.

После того, как мы с Энрике бок о бок одолели чуму и отстроили город, его уважение ко мне усилилось, как и доверие. Есть немалая вероятность, что он сделает все быстро и как надо. Что он поймет и поверит.

Я писала то, о чем герцог и так уже догадывался. Что я не просто умная женщина, своими советами до сих пор охраняющая покой города. Что я не просто разбираюсь в болезнях и странным образом смыслю в строительстве. Что я не просто оставленная жена, муж которой никак не вернется из чужих земель. Я сообщала о том, что я – маг, охраняющий этот мир, и что моему мужу – такому же магу – требуется срочная помощь.

А это невозможно без согласия всех жителей города. И еще – что от герцога требуется срочно построить эшафот.

Гонец уносил мое письмо, Тина сопела в кроватке, Дора притихла в углу за вышиванием, а я сидела, выпрямившись на стуле и сложив на коленях руки.

Третья подстерегающая меня опасность в том, что люди, населяющие мир, не всегда соглашаются на соединение с другим – ведь это небезопасно.

И тогда они попросту убивают Хранителя, а мир остается существовать самостоятельно.

Я знала это. Но я приняла решение. Отступать поздно.

Мое последнее утро в мире-отражении выдалось сухим, холодным, но солнечным. Каким бы ни был исход – утро последнее в любом случае.

Моя дочь поела рано – и опять уснула. Она словно чувствовала, что не надо мешать.

Я помылась в лохани – Дора нагрела воды, – заплела косу и выбрала самое скромное из своих платьев – серое с белой шнуровкой. За окном облетали листья с деревьев, молочник прогромыхал тележкой, процокали копыта…

Наша жизнь не принадлежит нам, творцам миров. Нам принадлежат чужие жизни, но собственной мы не распоряжаемся.

Обув деревянные башмаки и даже не накинув шали, я вышла за дверь. Дора с моей дочкой остались дома. Мне совсем не холодно. Я вообще ничего не чувствовала, только в воздухе пахло осенью. Летела по ветру паутинка. По земле волочился желтый каштановый лист. Я медленно шагала к рыночной площади, по дороге оглядываясь на красивые новые дома, возведенные совсем недавно. Жители выглядывали из окон, выходили из дверей, отпирали лавки. Приветливо кивали. Им хорошо сейчас, людям. Ведь они обманули смерть – и живут словно второй раз.

А я могу у них это забрать. Как и они – у меня.

Вот и площадь. Сегодня торга не будет. Горожане с недоумением собираются группками, переговариваются и косятся на свежевозведенный эшафот.

Его строили всю ночь, стуча топорами и не давая спать окрестным жителям.

Глядя перед собой, не опуская головы, я прошла прямо к нему, народ замолкал и расступался. Глашатаи герцога сейчас разъезжали по всему городу, выкрикивая призывы и сгоняя людей. Не слишком вежливо, быть может, но об этом тут же забудут, лишь узнав, зачем их собрали.

Я потрогала свежие доски, они еще пахли лесом. Что со мной сделают? Отрубят голову? Повесят? Сожгут? Хуже? Можно все. В моем мире нет независимой гвардии, но ее заменят солдаты герцога, это допустимо.

Я поднялась по ступеням и оглядела площадь. Толпа уже достигла немаленьких размеров – и как быстро. Как мне сейчас хотелось… станцевать танго. Для всех этих людей. С кем угодно – хоть с герцогом, что сейчас спешил ко мне на «сцену». Хоть вон с тем священником в рясе. Хоть с молочником, у которого грубые руки, но доброе широкое лицо.