Кира Стрельникова - Приручи, если сможешь!

Невольно затаив дыхание, я осторожно приоткрыла дверь, решив сначала проверить, не ворвусь ли я в самый неподходящий момент – может, в самом деле, лучше оставить ее и явиться к гостям одной. Мне открылся кусок спальни, как раз тот, где стояла широкая, роскошная мамина кровать под белоснежным, бархатным балдахином с золотыми кистями. А там…

– Мальчик мой, ай-ай-ай, – мурлыкнула мама, проведя длинным пальцем с безупречным маникюром по щеке Антона, нависавшего над ней. – Я же старше тебя намного, ты мог бы быть моим сыном…

– Меня не волнует твой возраст, – хриплым незнакомым голосом произнес мой жених, прижав ладони мамы к постели, наклонился и впился в ее губы жадным поцелуем.

Я застыла, чувствуя себя так, будто меня ударили под дых. Воздух в легких закончился, дышать стало нечем. В ушах стоял звон разбитых надежд и моих чувств, во рту появилась горечь, а внутри… внутри стало пусто. Я настолько растерялась и не верила в то, что вижу, что даже заплакать не получалось. Просто стояла и смотрела, как мой жених целует мою мать, а она даже не пытается его оттолкнуть. А потом пришла боль.

Она родилась в самой глубине души, сначала похожая на саднящую боль от пореза, постепенно нарастая и вгрызаясь в кости и мышцы острыми зубами, вырывая куски от сердца и с чавканьем глотая, смакуя и наслаждаясь. В горле бился крик, но губы онемели, а глаза отказывались верить тому, что видят. Во мне что-то медленно и мучительно умирало, прямо сейчас, когда я молча толкнула дверь, открывая ее шире. Пара на кровати вздрогнула, отпрянула друг от друга, и я с отстраненным любопытством и равнодушием наблюдала за сменой эмоций на их лицах, пока мои собственные корчились в агонии. Мама как ни в чем не бывало поправила тонкую лямку алого платья, убрала выбившийся из прически светлый локон и примирительно улыбнулась.

– Лизонька, милая, это была всего лишь проверка, – своим грудным, сводящим с ума многих мужчин голосом произнесла мама. – Твой жених оказался таким же, как все, падким на женские прелести. Хотя, с другой стороны, – она села, окинув растерянного Антона прищуренным взглядом, – это нормально, мужики все такие, любовь – это всего лишь мимолетное чувство. Хотя, если быть умной женщиной…

– Я не хочу быть умной женщиной, – деревянным голосом, с трудом выталкивая слова из стиснутого спазмом горла, проговорила я, ощутив вдруг странный зуд на коже рук.

– Лиза? – На лице мамы мелькнула настороженность, она перестала улыбаться. – Лиза, все в порядке? Ну прости, я не думала, что ты позволишь себе так сильно влюбиться в этого олуха…

– Лизонька, ты все не так поняла, – наконец соизволил сказать хоть что-то тот, кому я собиралась посвятить жизнь и искренне верила, что он – мое счастье.

Какие пошлые и банальные слова. Как еще можно понять, когда мужчина целует другую женщину, еще и твою собственную мать?! Я молча подняла руку, покачав головой и не желая слушать больше ничего. И с равнодушным удивлением отметила, что зуд перешел в жжение, а прямо на коже, аристократически бледной, начинают проступать какие-то знаки. Золотистые искорки складывались в огненные язычки, я краем уха услышала глухой мамин возглас, а боль от предательства уже выжигала кости, выворачивала их и требовала выхода. Я судорожно вздохнула, встряхнула кистями, и вдруг в пальцах сама появилась длинная, гибкая плеть из нескольких огненных полосок.

– Лиза!!! – заорала не на шутку перепуганная мать и шарахнулась в сторону с кровати за мгновение до того, как от нее остались дымящиеся обломки. – Лиза, прекрати немедленно! Что с тобой происходит?! Мне не нужна в семье ведьма!..

И тут меня прорвало. В едином вихре перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Распланированная, правильная, оформленная в красивую рамку. Школа с золотой медалью. Поступление в престижный вуз на престижный факультет. Всегда – полный гардероб нарядов последних коллекций, модели, сшитые на заказ, личный стилист, парикмахер, визажист… Послушная дочь, гордость своей матери, которой хвастаются на светских приемах и выставляют, как дорогую вещь из коллекции…

– А кто тебе нужен? Расфуфыренная кукла без собственного мнения? – процедила я сквозь зубы, с ненавистью глядя на нее.

Сейчас я ненавидела свою кукольную внешность, за которой для остальных не было ничего интересного. Только фасад, респектабельный и приятный для глаз, как и полагается. Плеть шипела и плевалась искрами, перед глазами плыл туман, и хотелось содрать это платье, отломать каблуки у туфель, растрепать прическу… Уйти из этого дома и больше никогда не возвращаться. Меня предали двое людей, которых я считала самыми близкими, и в душе теперь багровело раскаленное клеймо, а знаки на коже проступали все отчетливее, становились оранжевыми. Ведьма. Инициированная. Такое иногда случалось, спонтанный выплеск дара под влиянием сильных эмоций, но те, кто обладал способностями, считались людьми второго сорта. Не знаю, почему и как так сложилось, но в высшем обществе считалось неприличным, если у кого-то вдруг обнаруживался какой-то дар. Ведь тогда надо было обязательно становиться на учет, проходить обучение и потом работать на благо государства, а это далеко не всегда денежные и перспективные места…