Марина Комарова - Тень ворона над белым сейдом

Гуннар отставил чашку и пожал плечами:

– Да нет. Пока, конечно, немного сами не свои. Но их можно понять. Другие места, другие люди. Вряд ли они осознали, что это другой мир. Кроме шверга, скоростного поезда, способного пронизывать миры, ещё пока своими глазами ничего не видели.

– Расскажи мне, – мягко повторила сестра.

Гуннар незаметно вздохнул. Рангхильд была упряма. Так же, как и он сам. Поэтому рассказать всё равно придется.

Много говорить не пришлось, она всё равно была в курсе. Так… момент прибытия, краткие характеристики. Несколько ярких черт прибывших. И Янника. Милая и преданная Янника, способная выручить в любой ситуации. Гуннар откровенно признавал, что сегодня поступил не слишком хорошо. Но не собирался предаваться угрызениям совести. Не до них сейчас.

Рангхильд постучала по крышке стола длинными черными ногтями. Такими же, как и у самого Гуннара. Единственное, что не исчезало даже в человеческом облике, показывая истинную суть.

– Тебя что-то тревожит, – сказала она, и в чёрных глазах промелькнул огонёк. – Мне это не нравится.

– Мне много чего не нравится, милая, – не стал спорить Гуннар.

– Я тебе могу бросить акульи хрящи. Ты знаешь, с ними всё получится увидеть.

Гуннар задумался. Пусть он не верил в гадания и мистику, но… были два человека, способные хоть что-то предсказать и приоткрыть завесу подступающей судьбы, так это Даугр и Рангхильд.

– Хорошо, – кивнул он. – Давай.

– За плату, – не изменилась она в лице. – Ты остаешься у меня на ночь!

– Вот же, ворона, – проворчал Гуннар, едва скрывая улыбку. – Уговорила!

…Свечи, стоящие в углах квадратного стола, отбрасывали танцующие тени на гладкую тёмную поверхность, на которой были разложены мертвенно-белые треугольные хрящи, с нанесёнными на них рунами.

Гуннар хоть никогда и не относился к мистикам, но созданная атмосфера могла впечатлить любого. Рангхильд выверяла каждое движение, каждый вдох. И то, как тонкие пальцы захватывают горсть хрящей из матерчатого мешочка с кожаной шнуровкой. И то, как согревают в ладони. И как бросают на стол. Хрящи, намертво залакированные и превращённые практически в белые камешки, глухо стучат, выбивая какую-то только известную им мелодию. Казалось бы – не могут производить такой громкий звук. Ан нет… Всё могут…

Рангхильд погасила весь свет в комнате, оставив только свечи. Так всегда лучше. В полутьме можно увидеть то, что убивает яркий дневной свет.

В середине стола находится маленькая черная плошка с ароматной смолой. Тонкий дымок поднимается вверх, наполняя воздух едва уловимым хвойным ароматом.

Гуннар, сложив руки на груди, следил за сестрой. И чувствовал, что медленно погружается в какой-то необъяснимый транс. Так было всегда. Рангхильд умела нечто такое, что заставляло людей и оборотней отключаться от внешнего мира. Она научилась этому у Дагура, а тот в свою очередь у своих проклятых сейдов.

– Жизнь изменится, – тихо сказала она хрипловатым голосом, – прежнего порядка не будет. У кого глобально, у кого-то – в сердце. Осенний ветер принесет не только беспокойство, но и мир в душах.

«Хорошо бы мир, – решил про себя Гуннар. – Дай боги, чтобы наши эксперименты увенчались успехом, и хотя бы восемь душ стали счастливее. Четыре из чужого мира, четыре – из нашего»

Но в то же время вспомнив богов Норге, только вздохнул. С этими проблем не оберешься, остается только молиться, чтобы не совали свои любопытные носы. Если Химмелену, небесному великану, и правда не до людей, то его дочери Деве-Сванен и Ворону-Круммисвару ох как всегда хочется повеселиться. А там, где начинается их веселье, резко заканчивается спокойная жизнь.

С богов мысли перешли на приехавших с Земли. Гуннар пока слабо представлял, кого они сумеют себе найти. Но тут гадать – гиблое дело. Потому что сходятся и находят счастье совершенно разные люди. Поэтому просто пусть всё будет хорошо. И у рыжей девчонки, и у степенной матроны-библиотекаря, и у внимательного юриста, и…

Он вспомнил спину Юлианны, затянутую в черную кожу куртки. И росчерк серебряной молнии. Ей, наверное, было прохладно. Но она даже не подала виду, что замёрзла. Внутри почему-то поднялось непонятное раздражение. Глупая! Кому и что доказываешь, если потом можешь свалиться с температурой? Осень коварна, хоть земля ещё теплая, но зима уже ступает обутыми в снежные сапожки ногами, оставляя покрытые изморозью следы после себя.

Почему-то захотелось содрать с неё эту куртку, проверить, насколько хорош надетый теплый свитер, скользнуть ладонями под него, по горячей коже, согревая и разгоняя кровь. А потом закутать в собственный плащ, сгрести в охапку и не выпускать. При этом не забывая выговаривать, что одеваться нужно по погоде и… и…