Ольга Кандела - Латая старые шрамы

Сначала я не поняла, в чем дело, а потому даже шага не замедлила. Когда же возле повозки возникли два мужских силуэта, стало немного не по себе. Люди о чем-то переговаривались, но слов было не разобрать, разве что тон голоса казался раздраженным. А еще мужчины явно спешили. Один из них рывком открыл дверцу и одной ногой шагнул внутрь повозки. В этот момент появилось третье действующее лицо. Здоровенный парень тащил что-то за собой. Точнее, не что-то, а кого-то… Его ноша извивалась, перебирала ногами по скользкий дорожке, руками пыталась достать до лица своего угнетателя. На миг похититель ослабил хват, и жертва, освободившись, выкрикнула:

– Помогите!

Голос оказался женским. Да и фигура. Я только сейчас заметила.

Мать Прародительница!

Внутри все похолодело. Я замерла, тяжело дыша и стараясь не двигаться.

– Помоги ему, чего стоишь! – шикнул на товарища тот, что в повозке, и голос его, полный шипящих звуков, испугал еще больше, чем крик несчастной.

Я медленно попятилась назад, желая лишь одного – слиться с тенью дома, затаиться и переждать в безопасности.

Меня выдал хруст снега. Даже не снега. Сломанная корка льда под пуховой насыпью. Все трое мгновенно повернулись ко мне. Нечеловеческие глаза главаря сверкнули во тьме. Секунда, и он исчез. Просто слился с поверхностью повозки, а у меня сердце ушло в пятки. Не раздумывая, я подхватила полы пальто и бросилась наутек.

– Хватайте ее! – последовал немедленный приказ, и сзади послышался топот ног и хруст сминаемого снега.

Пульс грохотал в висках. Холодный воздух обжигал легкие. Я бежала что есть мочи, молясь лишь о том, чтобы не поскользнуться. Не упасть. Иначе меня ждет участь той девушки.

Судорожно оглянулась. Преследователи буквально наступали на пятки. Еще не схватили лишь потому, что в узком проулке им двоим не развернуться. Мужчины толкались, задевали друг друга локтями. Здоровяк был неповоротлив. Мелкий казался шустрей, но бежал он странно – прихрамывал на одну ногу. Вскоре кто-то из них достал меня. Коснулся рукой локтя, пытаясь схватить, но я резко вырвала руку, и сзади донеслась приглушенная ругань. Обернувшись, я поняла, что хромой растянулся поперек дороги, преграждая проход подельнику. Слава Матери Прародительнице, гололед меня спас!

А потом до меня вдруг резко дошло, что я могу кричать. Где-то там, на центральной улице, совершал объезд патруль. Возможно, они не успели далеко уехать.

Крик получился сиплым. Воздуха не хватало, горло драло, но я повторила попытку. Поглубже вдохнула, пытаясь не обращать внимания на боль в груди, и заорала что есть мочи:

– На помощь!

Голос разлетелся во все стороны, отразился от каменных стен и эхом заметался по проулку.

Пожалуйста, услышьте меня! Хоть кто-нибудь.

Рейнар

Вокруг смотровой башни лютовал ветер. Бешеные порывы бросали в лицо колючее ледяное крошево, скользили за меховой воротник, кусая шею и мочки ушей. Порой мне казалось, что студеные щупальца пробирались даже сквозь швы длинного, подбитого мехом пальто и холодили сквозняком спину. Я пошевелил пальцами, разгоняя кровь, и с интересом посмотрел на сопровождающего.

Сегодня дежурили несколько новобранцев, и этот, сжимающий в руке факел, что так и норовил задуть ветер, не был исключением. Совсем молодой, с покрасневшим носом-картошкой, на кончике которого уже успело появиться белое пятнышко. Но ничего, мальчишка держится. Чему я, в общем-то, не удивлен – в пограничный гарнизон принимают самых лучших, отлично зарекомендовавших себя солдат из городской стражи. Только больно уж он молод для героя.

– Как твое имя, дозорный?

– Рихельм, ингирвайзер. Рихельм Коаль. Приступил к службе в первой четверти зимы.

Отрапортовал четко и глаз не отвел.

– За какие заслуги удостоился места в гарнизоне?

Показалось или и без того тронутые морозом щеки заалели еще ярче?

– За спасение аньи.

Я заинтересованно поднял бровь – одну, второй вернуть подвижность не смогли даже золотые руки доктора Орфина.

– Покушение на жизнь?

– Скорее на… достоинство. – Коаль пожал плечами и опустил взгляд к утоптанной дорожке, по которой вилась едва различимая поземка.

Я мысленно скривился, стараясь не показать разочарования, накатившего пополам с раздражением. Ну а чего я ждал? С окончанием войны пятнадцать лет назад пора настоящих подвигов миновала, а солдатские заслуги все чаще измеряются теперь мерой испуга очередной вертихвостки.