Группка людей вертится у подножия лестницы, и все спускающиеся останавливаются и присоединяются к ним. Лиам ведет нас в их направлении, а я наклоняю голову, пытаясь увидеть, кто стоит посередине. И тут во рту пересыхает.
Ростовщица времени средних лет, одетая так же красиво, как и все здесь, в зеленый костюм с золотой окантовкой, сидит за маленьким столом с блестящими инструментами перед ней. Они меньше и чище, чем инструменты Дуада из Крофтона или Вика, ростовщика времени, который забрал десять лет моей жизни в Лаисте, но все же острые, угрожающие.
И здесь меня накрывает странное, непонятное чувство. Что-то не так, потому что люди подходят к ней один за другим, улыбаясь и болтая, охотно протягивая руки. В Крофтоне очередь перед лавкой Дуада состояла сплошь из отчаявшихся бедняков: понуро опущенные головы, тихие голоса умоляют Колдунью благословить их лишним часом-другим. Когда я отправилась к Вику в Лаисте, он сперва забирал каплю крови у каждого пришедшего, чтобы проверить оставшееся тому время, посыпал ее специальным порошком и поджигал, а потом осторожно отсчитывал секунды жизни пламени, чтобы убедиться, что не заберет больше нужного и не убьет клиента. Ростовщица времени в зеленом ничего не отмеряет. Все здесь могут пожертвовать годы, даже десятилетия, если именно это она забирает.
Парочка отходит от стола и проходит мимо нас. Я слышу, как женщина говорит:
– Дорогой, осторожнее: испачкаешь мое платье в крови!
– Что это? – Мой шепот излишне напряженный. Злость из-за несправедливости бурлит во мне.
Взгляд Лиама бросается из стороны в сторону. Он видит то же, что и я: эта очередь преграждает нам путь к побегу. Что бы это ни было, нам нужно через нее пройти.
– Десятина для Ины, – бормочет он, беря меня за руку и подтягивая ближе. – Все должны предложить год собственной крови. Это вроде как некий дар. Прости, я не понял…
К горлу подступает ком. Год. И этим людям даже все равно; они смеются и улыбаются, закатывая рукава, обнажая руки и ладони, словно это какой-то пустяк. Их плоть гладкая, без отметин. Никаких следов, что раньше у них забирали кровь.
Для них действительно год – ничто. Им никогда не приходилось жертвовать даже днем.
Когда сребровласый джентльмен отходит от стола, я наблюдаю, как ростовщица времени закрывает флакон с его кровью и кладет на бархатную подушечку рядом с десятками других. Мужчина больше переживает из-за своей одежды, вытирая каплю крови узорчатым платком.
Так много крови красиво мерцает во флаконах, словно скопление драгоценных камней. Мужчина позади меня ловит мой взгляд и вскидывает бровь.
– В очереди?
Лиам отвечает за меня.
– Да, – он ставит меня рядом с собой и тихо говорит: – Все нормально. Я отдам еще один год за тебя…
– Дело не в этом, – заикаясь, отвечаю я. – Просто… не думаю, что мое время можно поглотить. Оно навредило Каро, когда она пыталась выпить его впервые в Эверлессе. Думаешь, оно и Ине навредит?
Слова заканчиваются, когда еще один страх, похуже, охватывает меня. Что если моя кровь снова попадет в руки Каро? Какую темную магию она тогда создаст?
Даже сквозь вуаль я вижу, как шок, а потом сомнение проскальзывают по лицу Лиама. За годы изучений он не узнал ничего подобного о моей крови.
От моего признания Лиам словно молодеет, и вот уже мы просто мальчик, которому, несмотря на весь его ум и образование, всего лишь девятнадцать, и девушка, у которой столетия воспоминаний, знаний и магии, доступа к чему она не имеет.
Очередь двигается. Теперь черед Лиама. Он нежно сжимает мою руку и делает шаг вперед, заставляя меня замереть на месте. Голова кружится от новой информации. Темная десятина. Предложение Лиама отдать год жизни за меня. Животный страх, что Каро снова получит мою кровь, сделав меня соучастницей устроенного ею хаоса.
Я вижу, как лезвие вскрывает плоть Лиама, и перед глазами все плывет. Это лишь его ладонь, только ладонь. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть, как течет кровь.
Когда все заканчивается, Лиам смотрит на меня и, извиняясь, улыбается ростовщице времени, перевязывающей его руку.
– Надеюсь, вы простите мою любимую, – его слова полны очарования. – Она не в силах переносить вид крови.
– Ой да ладно. – В голосе ростовщицы времени слышится тот же легкий аристократический шарм, к которому примешивается что-то резкое. – Она может закрыть глаза или вы держите ее за руку.
Она повышает голос, обращаясь ко мне, и мне не нравится ее пронзительный взгляд.
Читать дальше