Михаил Широкий - Солнечный удар

Но уплыть далеко у него не получается. Очень скоро вокруг его щиколоток вновь крепко смыкаются уже знакомые ему ледяные щупальцеобразные пальцы и опять увлекают его под воду. И он снова, захлёбываясь, задыхаясь и стремительно теряя последние силы, судорожно дёргается, бьётся, вырывается, отчаянно сопротивляясь загадочному, незримому – и оттого ещё более опасному и страшному – противнику.

Впрочем, не такому уж незримому: барахтаясь в воде и вращая вокруг себя расширенными, выпученными глазами, он смутно различает внизу, у себя под ногами, в темневшей там глубине, чьи-то неясные, бесформенные, едва уловимые очертания, крайне отдалённо, скорее как предположение, напоминающие контуры человеческого тела.

Новый, ещё больший приступ ужаса, охватывающий его при этом, придаёт ему сил, наличия которых он уже не подозревал в себе, и буквально выталкивает его на поверхность, во второй раз вырвав его из цепких рук подводного чудища.

Однако этот прилив сил оказывается очень коротким и, очевидно, последним. Вынырнув, извергнув из себя отвратительную затхлую воду и с трудом отдышавшись, он вновь, уже скорее машинально, чем осознанно, пытается плыть в сторону почти невидимого, едва угадываемого, словно ускользающего берега, но чувствует, что сил ни на это, ни на что другое у него уже нет. В глазах мутится и темнеет, голова тяжелеет, будто наливается свинцом, и еле держится над водой, руки и ноги немеют и двигаются всё медленнее и слабее, увязая в обволакивавшей их густой, незыблемой, мёртвой воде. И в результате, вместо того чтобы хоть понемножку, хоть чуть-чуть продвигаться к спасительному берегу, где его ждало избавление от угрожавшей ему смертельной опасности, таившейся в реке, его вконец изнемогшее, будто парализованное тело мало-помалу цепенеет, деревенеет и с головой погружается в воду, не в состоянии удерживаться наверху и вести неравную, безнадёжную, заранее обречённую на поражение борьбу с неведомым могучим врагом.

А враг этот между тем не дремлет. Он не спешит, не делает больше лишних движений, не хватает, как только что, свою жертву за ноги, а просто внимательно и зорко наблюдает за ней из глубины, по-видимому в твёрдой уверенности, что измождённый, выбившийся из сил пловец никуда не денется и, окончательно изнурённый, обездвиженный, неспособный даже к самому слабому отпору, вот-вот окажется в его ледяных смертоносных объятиях.

И Андрей, вновь очутившись под водой и устремив взор в её сумрачную глубь, как и в предыдущее своё погружение, замечает внизу, вероятно на дне или около него, те же, уже знакомые ему, неопределённые, едва различимые, как будто человекообразные очертания. Но только, в отличие от того, что было минуту назад, на этот раз даже неистовый, панический ужас, опять пронзивший его при виде такой близкой, зримой, непосредственной угрозы, от которой, похоже, уже не было спасения, не придаёт ему сил, не оживляет его онемелого, помертвевшего, не подчинявшегося ему больше тела, ещё кое-как державшегося у поверхности воды, но, очевидно, обречённого в конце концов – и, вероятно, очень скоро – камнем пойти ко дну, чтобы упокоиться там, в безбрежном мраке и холоде, навеки.

Однако не только вечный покой, холод и тьма ожидают его в водяной бездне. Есть там ещё кое-что, чьи смутные, размытые, чуть заметно шевелящиеся контуры он видит внизу, почти у своих ног, не в силах оторвать от них глаз, задыхаясь и цепенея не только от заполняющей его лёгкие воды, но и, прежде всего, от сковавшего его душу невыразимого, беспредельного, тоскливого страха, страха перед неизведанным, необъяснимым и неизбежным, притаившимся совсем рядом, под плотным покровом тёмной стылой воды, и терпеливо подстерегающим свою добычу.

И вот, наконец, оно, видимо, решает, что подходящий момент настал, что жертва дозрела, и, резко сорвавшись с места, устремляется вверх, навстречу облюбованному им беззащитному, сражённому неодолимой немощью, едва держащемуся на плаву телу.

Он видит, как загадочный, отдалённо смахивающий на человеческий, силуэт, за мгновение до этого спокойный, неподвижный, словно безжизненный, внезапно оживает, приходит в движение и лёгким, стремительным рывком бросается на него. И он, уже ни на что не способный, находящийся при последнем издыхании, понемногу теряющий сознание, может лишь наблюдать померкшими, остекленелыми, лишёнными всякого выражения глазами, как из сизой мглистой глубины на него быстро и неудержимо надвигается что-то гибкое, скользкое, белесое, всё более, по мере приближения, похожее на человека.