Мика Ртуть - Дети грозы. Книга 2. Ее высочество Аномалия

«Какая из них? В какой – сокровище? Или все?» – Страх, надежда и предвкушение смешались в дрожи пальцев, бережно касающихся трехсотлетней бумаги.

– Но как же… – нервно шепнул Седейра.

Заклинание, высушивающее на лету назойливых мух, едва не сорвалось с губ, но Роне снова сдержался, лишь недовольно поведя плечом. Этого хватило: Седейра упал в свое кресло, сжался и затих. До него, кажется, начинало доходить, что уже никакие слова и оправдания не изменят случившегося. И если султан узнает, что виконт Седейра позволил кому-то вскрыть предназначенное Дюбрайну письмо, с его дипломатической карьерой будет покончено.

Но чья-то там карьера сейчас волновала Роне меньше всего на свете.

Глядя на знакомые каракули старосашмирского, он погружался в текст слой за слоем, разгадывая матрицу шифра, настраиваясь на перо в руке три сотни лет как почившего шера. Большая часть букв расплылась и стерлась, тетради хранились в слишком сыром месте, к тому же оболочку кто-то давно нарушил кривой попыткой прочитать текст. Но в руках умелого некроманта и мертвая книга заговорит, надо лишь восстановить из обрывков изначальное плетение.

Тетради окутались привычным темным туманом возвращенного времени, из бестолковых штрихов начали вырисовываться буквы и всплывать лоскуты смысла:

«…недели, как я ушел с Ману. Он так увлечен исследованиями, что не видит…»

«…брат Ястреба идет на поправку. Странно, не думал, что мне удастся…»

«…погиб Эспада. В клинке остался лишь крохотный осколок души, без памяти и разума. Ману сказал, этот путь ведет в тупик. У нас недостаточно…»

«…считает это выдумкой Слепого Барда. Для Ману существует лишь разум, воля и сила. Смешно было надеяться, что…»

«…храм Карума. Мертвый дом мертвого бога, страшно…»

«…Ману говорит, что старый трактат надо запретить и сжечь. Все равно не понимают…»

«…с тех пор как нашел кристаллы. Безумная затея, но я все равно пойду с ним. Может быть, когда-нибудь удастся вернуться в Сашмир. Ястреб получил вести из дома, их с братом считают мертвыми. Младший стал главой рода…»

Роне еле подавил дрожь. Значит, Ястреб Бастерхази не погиб в стычке с имперскими войсками. Слава Двуединым, ему хватило ума обезопасить семью. Но в самом тексте что-то странное, написано в мужском роде, но пахнет женщиной. Не может же быть, что чудовище Андерас – не просто светлый шер, а светлая шера!

«…пишет в книге, не показывает… странное название…»

«Утром идем в Ирсиду, Ласло не может сдержать их сам, а Ману не хочет бросать ученика…»

Из коротких строк, из обрывков мыслей проступала история Ману Одноглазого и его школы. Та сторона, что не изучается в гимнасиях: юным шерам не полагается знать, что злодей Андерас, жестокостью превосходящий самого Ману, родился светлым. И, похоже, не только это не изучается в гимнасиях – судя по дневнику Андераса, мятеж в Ирсиде поднял вовсе не Ману, а один из его учеников, чесландский князь Ласло. И живым богом Ману назвали темные шеры, а не сам Ману. Очень интересные дневники для историка, но о сути экспериментов – почти ничего.

С трудом вынырнув из времен молодости своей прапрабабки Магды, той, что отдала его в обучение к Пауку, Роне поднял взгляд на Седейра. Граф сидел, подняв плечи и сжав руки в замок, не смея моргнуть.

– Что ж, благодарность Конвента и лично шера Дюбрайна вашему сыну обеспечена. Весьма ценные исторические документы, – равнодушно сказал Роне.

Граф молчал. Страх сковал его разум, а жалкий ошметок шера глубоко внутри него впал в животный ужас перед хищником и притворялся дохлым.

«Шисов слабак!» – выругался про себя Роне. Пришлось не меньше пяти минут потратить на успокоительную иллюзию и подчистку памяти, чтобы советник не сошел с ума или не умер, упаси Двуединые. Да и скандал с султаном Роне тоже совершенно не нужен, пусть считает, что шкатулку никто не вскрывал.

– Выпейте, дорогой мой. Вы утомились, здесь так душно. – Роне поднес ко рту графа бокал бренди и заставил выпить. – Вы же видите, шкатулка запечатана, султанские печати не тронуты. Я всего лишь убедился, что все безопасно, а то в этих старых документах бывают ужасные ловушки. Вы же не хотели, чтобы шер Дюбрайн пострадал.

В глаза графа постепенно возвращалась осмысленность, бледное до зелени лицо розовело. Успокоительная чушь, иллюзия и горячительное сработали.

– Я что-то могу для вас сделать, дорогой мой шер Седейра?

Последние слова оказали на графа волшебное действие: он оживился и попробовал что-то сказать.