– А… – сделала она еще одну попытку, – что на это скажут твои родители?
– Они и не узнают, – отмахнулась я. – Ну же, Мейбл, хотя бы примерь его!
Соседка шумно выдохнула, решаясь.
– Хорошо, но только примерю! – строго сказала она, успокаивая, вероятно, саму себя.
Я закивала, с готовностью подавая наряд.
Мейбл действительно была хороша в этом платье. У нее даже глаза засияли, когда она оглядывала свое отражение в зеркале.
– Вот видишь! – продолжала искушать я. – Я никогда не буду выглядеть в нем так же хорошо! Так что – забирай!
– Спасибо, – соседка вдруг порывисто обняла меня, но тут же отпрянула, несколько устыдившись своих чувств.
Я только хмыкнула: а может, не такая уж она и лицемерка. Во всяком случае, сейчас она мне даже нравилась.
– А, ерунда, – отмахнулась я, подходя к огромному сундуку и вытаскивая оттуда несколько платьев. – Знаешь, пожалуй, сама я надену вот это, из золотистого шелка…
Чуть позже, вечером, мы стояли в коридоре, готовые к инспекции мадам Клодиль. Как рассказала Мейбл, директриса пансиона перед балом лично проверяла воспитанниц, и не дай Создатель было не соответствовать ее высоким идеалам о приличиях.
Во всяком случае, тем, кто не соблюдал строгие правила, на балы в этом сезоне можно было не рассчитывать.
– Девушки, запомните, на балу вы должны вести себя скромно, – напутствовала нас наставница. – Ваша задача – показать себя в выгодном свете перед теми лордами, которые ищут себе именно жен!
– А кого еще могут искать себе лорды? – донеслось откуда-то сбоку.
Несколько девушек рассмеялись.
– Они могут искать себе собаку, – предположила я, втайне надеясь, что за дерзость меня оставят в пансионе. Признаться, в свете родительского письма меня бы это очень устроило.
– Леди Амелия! – возмущенно воскликнула мадам Клодиль.
– А что? – я наивно захлопала ресницами. – Она ведь тоже покладистая, верная и, главное, умеет слушать, не перебивая… Я не понимаю, зачем лорду обязательно искать себе жену.
Судя по лицу директрисы, я была близка к тому, чтобы осуществить свой план, но одна из наставниц что-то зашептала. Почтенная дама прислушалась и кивнула.
– Мы не будем сейчас спорить, девочки, – снисходительно произнесла она, – у нас нет времени, ведь кареты уже поданы. А вас, леди Амелия, я попрошу к следующей неделе подготовить эссе на тему различий между женой и собакой.
От досады я закатила глаза, за что мне сразу же сделали еще одно замечание. Я поймала на себе взгляд Мейбл, полный молчаливого неодобрения, и фыркнула.
Наставницы предпочли сделать вид, что не заметили. Конечно: третье замечание автоматически лишило бы меня посещения бала, но, видимо, это не входило в планы директрисы, и мне пришлось чинно вышагивать в веренице остальных пансионерок в колонне, чтобы занять место в карете.
В экипажи мы садились по четверо, стараясь не помять пышные платья. Моими соседками выпало быть Мейбл, ее подруге Лизетте и еще какой-то долговязой девице, имя которой я постоянно забывала. Проведя в пансионе не один год, эта троица дружно щебетала ни о чем, я же предпочитала помалкивать, понимая, что злюсь и на этот бал, и на незнакомого мне жениха, и на щебечущих ни о чем пансионерок. Спутницы то и дело подозрительно косились на меня, и было понятно, что они умышленно щебечут о ерунде, поскольку опасаются, что иначе я могу донести на них наставницам. Даже Мейбл, прекрасно-воздушная в моем новом платье, предпочла переговариваться с Лизеттой.
Это оскорбило меня еще больше, чем неприкрытое презрение, и я сердито отвернулась к окну.
Бал в городской ратуше был одним из главных событий сезона хотя бы потому, что туда приглашались воспитанницы пансиона Святой Матильды, из стен которого выходили самые лучшие жены.
Девушек привозили к десяти часам, и ровно в полночь они уезжали обратно в пансион. Эта традиция не нарушалась никогда, впрочем, как и традиция, что с одним партнером девушка могла станцевать лишь один танец.
К половине десятого бальный зал начинал наполняться кавалерами: влюбленные юнцы, охотники за приданым, да и просто те, кому необходимо было найти покорную и добропорядочную жену.
Разумеется, такого сборища женихов не могли пропустить и те матери, что воспитывали своих дочерей дома. Оттого к десяти часам в бальном зале просто нечем было дышать, а в глазах пестрело от черно-белых вечерних костюмов мужчин и ярких платьев женщин. Граф Рейнард Аттисон не любил суеты и предпочел появиться в зале ровно через четверть часа после начала первого танца. К этому времени бальные книжки дебютанток были расписаны, а Рейнард был волен проводить время так, как ему заблагорассудится, а не оказывать любезность очередной подруге матери, танцуя с ее робкой и юной дочерью.
Читать дальше