Надежда Волгина - Янтария

Таня задумалась. Вымирающий мир, война людей с гномами… Куда она вообще попала?!

– Что значит родить ему воинов? Он берет их в жены? – снова заговорила она.

– Нет госпожа, – приуныла мать-гном. – Пленниц насилуют воины.

– Значит, и меня изнасилуют? – спросила Таня как можно спокойнее, хоть внутри и похолодела от ужаса.

Судя по всему, ей хорошо удавалось сохранять спокойствие. Она не могла не заметить, как преобразились лица матери и сына, какое уважение проступило на них, сколько почтения было в поклонах, которыми они ее снова одарили. От их реакции она даже сама почувствовала прилив храбрости, такой что ее даже не смутил положительный ответ Ниды.

– А можно этого избежать? – задала Таня очередной вопрос. – Вы должны помочь мне сбежать отсюда.

– Боюсь, госпожа, у нас слишком мало времени, – как-то очень грустно ответила Нида. – За все время только одна пленница бежала отсюда. И говорят, ей понадобилось для этого три месяца и помощь одного из воинов.

Таня отвернулась, сделала вид, что рассматривает что-то на стене за спиной, лишь бы гномы не заметили слез на ее глазах. Бороться с ними не было сил, до такой степени ее обуял ужас от осознания всего того, что ей тут уготовано.

– И как мне быть? – шепотом спросила она.

– Я могла бы дать тебе яд, – тут же нашлась с ответом Нида. – Но ты нужна моему народу.

– А яд – это единственный способ избежать насилия?

– К сожалению, да.

Чего-чего, а умирать Таня точно не собиралась. А это значит, что нужно бороться до конца. Интересно, как бы на ее месте поступила бабушка? Она почему-то была уверена, что бабушка бы не сдалась. Возможно, у нее бы не получилось выйти живой из этой хватки, но она бы проявила всю твердость. А ведь эта же твердость была присуща и ей, Тане. Бабушка не раз говорила, что она унаследовала от нее эту непреклонность, не умение склонять голову, даже когда обстоятельства того требовали. Бабушка называла это крайним упрямством. Таня же считала, что подобной наследственностью стоит гордиться. И никакое это не упрямство, а твердость духа и гордость.

– Допустим, это произойдет, и я забеременею, – вновь заговорила она. – Каким образом они узнают, кого я ношу под сердцем

– Поэтому меня и захватили, – охотно ответила Нида. – В моем роду женщины могут определить пол ребенка задолго до родов. Единственное, что я смогу сделать до того, как устроим твой побег, это в любом случае сказать им, что ты родишь мальчика.

– А если я не сбегу и родится девочка? – настаивала Таня. Ей нужно было выяснить все.

– Тогда убьют тебя, твою дочь и Гороса.

– И тебя, – пробормотала Таня больше себе, чем им.

– Если умрешь ты, то у моего народа не будет будущего, – гордо вскинула голову Нида, глядя прямо Тане в глаза. – А если нет будущего, зачем жить.

– Ну что ж… Получается, у меня нет выбора, – улыбнулась Таня, хоть ей и хотелось больше всего сигануть сейчас головой вниз с какой-нибудь высокой башни. – Я обязана выжить ради вас.

По крайней мере, у нее появилась причина, чтобы жить и бороться. И пусть она ничего не понимает. Зачем она понадобилась гномам? Почему без нее не будет жизни и им? Наверное, когда-нибудь она получит ответы на все вопросы. Одно она понимала, что умереть сейчас будет эгоизмом чистейшей воды.

– Что я должна делать сейчас? – спросила Таня.

– Сначала тебе нужно переодеться. Твою старую одежду надлежит сжечь, – приблизилась к ней Нида и почтительно коснулась Таниной руки, безвольно лежащей на колене.

– Хорошо, я переоденусь, но одежду мою сохрани.

Нида не стала спорить, лишь молча кивнула и протянула ей какой-то сверток. Таня развернула его и увидела точь-в-точь такую же сорочку, что и на девушке в другой комнате.

– Пусть Горос выйдет, – велела она.

– Госпожа, он может только отвернуться, – смутилась Нида. – Все охранники знают, что процесс переодевания ему очень нравится, – в это момент на лице Гроса расцвела глуповатая улыбка. Тане даже показалась, что заметила слюну в уголках его губ. Наверное, бедолага не силен умом, что, собственно, не мешает его матери любить не очень умного сына.

– Хорошо. Но если он шелохнется или попытается подглядеть, я оторву ему яйца, – зло выпалила Таня. Все происходящее начинало ее порядком доставать.

Зря она это сказала и таким тоном. Во второй раз гном сильно побледнел и повалился без чувств на пол. Мать тоже явно испугалась. Наверное, про такой вид наказания, выходивший даже за рамки их жестокого мира, они слышала впервые. Ну и пусть боятся. Таня даже не взглянула в сторону Гроса, принимаясь стягивать брюки. Внезапно ее осенила очередная гениальная мысль, и она обратилась к Ниде: