Никита Некрасова - Запасный вход

– Нет, этого не может быть … А вдруг?…

Старуха осторожно перевернула девочку на спину. Трясущимися руками расстегнула курточку. Усилием воли, заставляя себя дышать, заглянула под сарафанчик. Небольшая бледно-голубая молния яснелась на груди.

Когда-то лет сто назад, ее доченька, малышка шести лет, стоя возле окна, наблюдала за грозой. Разряд, и ребенка отбросило к стене, она даже не потеряла сознания, а вот голубенький ожог остался.

Оххх! Омо-мо 2 2 Омо-мо – корейск. -крайняя степень удивления … Тталь 3 3 Тталь – корейск. – доченька ? Чан Ми 4 4 Чан Ми – корейское имя девочки ?

Только и успела вымолвить старуха, как острая игла возилась в сердце и она стала заваливаться на бок. Мягко плюхнувшись на опавшую листву, она невидящими глазами смотрела на девочку.

Сколько времени прошло?

Первым к ней вернулся слух.

Ку-ку, ку-ку, – отсчитывала годы кукушка.

Восстановилось зрение, появилось ощущение тела, и с ним невыносимая боль в сердце.

– Ку-ку… Да, на этот раз, ты права, старая курица… Еще не время на тот свет…

Прикрыв морщинистые веки, она сделала глубокий вдох и на выдохе выдернула воображаемую иглу из сердца, мгновенно отправив ее в недра земли, к самому центру, в раскаленную магму.

Восстановила дыхание, глянула по сторонам. Никого…

Вдруг, лучик солнца пробился сквозь оголенные ветви деревьев, осветив безжизненное тельце девочки.

– Я? Я сделала это? Смогла… Ну, наконец-то… Да я чуть коньки не отбросила, дожидаясь!!! – внезапно рассвирипела старуха.

– Шельма, стерва, мерзавка, коррроста, еперныйтеатр, а, чтоб тебя…– Обращаясь куда-то в пространство, ругалась старуха…

– Как всегда напартачила, дура ты, дура стоеросовая… А если уже поздно???? Если не смогу ее восстановить????

В лихорадочном возбуждении она выпрямилась, быстро развязала свой шарф, закутала им голову девочки. Сбросив фуфайку, осторожно перевалила тельце себе на спину, пришлось опять стать на четвереньки, чтобы обратно надеть фуфайку и застегнуть ее на все пуговицы. Холод вгрызался в теплую дряблую спину,– но это ничего, я успею, успею,– бормотала она, и, подхватив с земли валявшуюся клюку, мелкими шажочками, засеменила по тропинке, домой.

Глава 2.

«Визитёр». Избушка в лесу 2007 год.

Ржавый, покрытый копотью гвоздь, вбитый в бревенчатую стену, невесть, сколько лет удерживал на веревке картину в деревянной раме. Масляная краска давно растрескалась, местами облупилась. Конец веревки истрепался, раздвоился и выглядывал из-под гвоздя толи ухмылкой, толи рожками. Однако, стекло было неожиданно чистым, и под ним угадывалась картина, пожелтевшая от времени.

«Красавица», так называлось это полотно.

Печь жарко топилась и языки пламени, отражаясь в стекле, пожирали портрет девушки в ханбоке, ее изящно наклоненную головку и холеную руку, держащую цветок.

Кто-то нетерпеливо забарабанил в дверь. Старуха, бормоча проклятья, подбросила полено в печь, закрыла дверцу и, неспешно пошла открывать.

Вместе с последними лучами закатного солнца и морозным дыханием, в дом ворвалась, черноглазая девица, вьющиеся черные локоны иногда вспыхивали серебром, хотя на вид ей было лет 20-25 не больше. Обращаясь к хозяйке, она не долго, задержала на ней взгляд, ощупывая и как бы смакуя, каждый видимый предмет в избе.

– Опера, миленькая, спасибо тебе, я все сделала, как ты сказала, – она на ходу бросила куртку на табурет, сюда же плюхнулась, поставила на стол большую дорожную сумку, продолжая тараторить:

– Золу приготовила, соль тоже, галстук его у меня остался, галстук подойдет? Дальше – оловянная пепельница, правильно я говорю?

– Ой, ты не одна? – услышав надсадный кашель со стороны занавески, забеспокоилась девица, выдернула куртку, на которой сидела и попятилась к двери.

– Сиди, Оксанка, раз пришла – беззубо прошамкала старуха. Затем, медленно, с достоинством, и, даже где-то с гордостью, взяла с припечка 5 5 Припечек – место перед устьем русской печи Ханбок – национальное корейское платье алюминиевую кружку с отваром, отпила сама, отбросила тряпье с лежанки, приподняла почти невесомое тельце и стала осторожно вливать горячий напиток в полуоткрытые губы ребенка.

– Ты, че, Опера, домовенка втихаря родила, а теперь выхаживаешь? – глаза у девицы округлились донельзя, одновременно страх и любопытство толкали ее вперед, она на цыпочках подошла и встала за спиной старухи.

– Не твоего ума дело, может и родила…