Елена Самойлова - В тени охотника 1. Перекрестье дорог

А сейчас я шла сама, сражаясь с холодным ветром, скользя по гладким узорчатым плитам и думая лишь о том, как не выпустить из виду величественную фигуру в пепельно-серых одеждах с костяным посохом в бледной руке.

Не отводить взгляд, не поворачивать назад…

…Стук посоха – как размеренные удары сердца в глубокой тишине, обступившей волшебную Дорогу, выложенную серебряными плитами. Такой красоты я никогда не видела, даже в полнолуние, когда луна, поднимаясь над беспокойной водой, порождала перистую мерцающую дорожку на темных волнах. Узоры, выбитые на серебре, постоянно менялись – казалось, они плавно перетекают из одного в другой, странные символы то и дело сменяются понятными рисунками. Солнце, завиток волны, оскаленная волчья морда, дерево с невероятно длинными корнями и раскидистыми ветвями, нож с лезвием, похожим на вытянутый ивовый листок – и вновь непонятные значки, похожие на плетение дорогих заморских кружев. Такие я только раз в жизни видела на какой-то знатной даме, стоявшей у борта корабля, пока тот делал в нашем порту короткую остановку, чтобы пополнить запасы воды…

– Арайя.

Я вздрогнула от голоса, густого и гулкого, пробирающего до глубины души и рокочущего, как камнепад, но помня предостережение, голову не подняла. Нельзя ни поднимать взгляд, ни разговаривать – только идти, куда поведут, слушать и запоминать, если что скажут. Макушкой я чувствовала взгляд – тяжелый, почти осязаемый, пронизывающий насквозь, будто ледяной зимний ветер.

– Дорога – как жизнь. Иногда ты выбираешь ее, иногда она – тебя, но это ты идешь по ней.

Я ждала, что он скажет что-нибудь еще, но так и не дождалась. А потом серебряные плиты неожиданно закончились, и под ногами у меня оказалась самая что ни на есть обычная дорога – хорошо утоптанная, с двумя глубокими колеями от тележных колес, с чахлой пыльной травой на обочине.

– Эй, малая! – голос старого бродяги звучал весело, громко, и совсем не напоминал голос того странного существа, которое вело меня по пути из серебра. – Голову-то подними, гроза собирается, надо укрытие искать.

Предупреждение запоздало – я уже чувствовала душное знойное марево, окутавшееся со всех сторон, слышала глухой, еще далекий рокот грома. Первая капля дождя упала мне на нос, я недовольно пискнула – и тогда Раферти подхватил меня на закорки, велел держаться крепче – и припустил по неровному тракту к чернеющей на фоне еще голубого неба кромке леса, будто в самом деле надеясь обогнать накатывающий грозовой вал…

Я споткнулась и едва не упала. Машинально смахнула липнущие к коже колкие снежинки и уставилась на письмена, ровными строчками покрывающие льдисто-серебряные плиты.

Иногда я выбираю ее, иногда – она меня, но…

Это я иду по Дороге.

Я выпрямилась и сделала шаг по узорчатой вязи. Я иду туда, где смогу обрести защитника, оставив позади тепло очага и дом, которым стала Одинокая Башня. Я иду, чтобы раз и навсегда избавиться от страха перед накатывающей с востока тьмой. Чтобы Сумерки не шептались у меня за плечами, а бездна перестала вглядываться в меня из переплетения глубоких теней.

Я иду по своей Дороге, и чужой мне не надо!

Шаг, еще один… и еще…

Ветер взвыл и резко утих, будто бы захлебнулся своей яростью, а я оказалась совсем рядом с высоченным, худым существом, держащим в правой руке костяной посох. Он стоял, будто дожидаясь меня, и хоть лицо его был надежно скрыто под глубоким капюшоном с неровным, обтрепанным краем, я ощущала его взгляд на себе, такой же, как семь лет назад – тяжелый, пронизывающий, всезнающий.

Я поравнялась с ним, глядя лишь вперед, в белесый туман, где пропадало серебряное узорчатое полотно пути. На миг задержалась, ощущая все нарастающее волнение, как перед прыжком с высокого утеса в блистающее под жарким летним солнцем, пронзительно-синее море, накатывающее рокочущим прибоем на острые камни.

И пошла по мягко прогибающемуся под ногами зыбкому кружеву собственного пути. Мгла передо мной на миг рассеялась, расступилась, будто кто-то отдернул ее, как занавес, и я увидела путаную сеть извилистых дорожек, тысячи перекрестков, простирающихся так далеко, насколько хватало глаз. И среди них – ту, свою, которая сияла чуть ярче других, бриллиантовая путеводная нить в безумном лабиринте. И за миг до того, как туман вновь затянул Дорогу, я поняла, что эти бесчисленные тропки чем-то напоминали узорчатую вязь неизвестных букв, которыми были изрезаны серебряные плиты…