Елена Самойлова - В тени охотника 1. Перекрестье дорог

– Ты почти не изменился, – тихо произнесла я, отводя взгляд. – С того дня, как я переступила вместе с тобой через порог таверны, где работала моя мать. Ты такой же острый на язык старый бродяга, и прошедшие с той поры годы не только не согнули тебя, они даже седины в бороду не добавили.

– Может потому, что в ребре у меня давным-давно поселился беспокойный бес? – Раферти усмехнулся. – Ты тоже не слишком изменилась, малая. Конечно, ты стала чуть повыше, голос стал погромче и ты вместо того, чтобы дать пощечину нахалу, укравшему у тебя поцелуй, поджигаешь ему штаны с помощью колдовства. Но в глубине души ты все та же маленькая девочка, немеющая от страха перед темнотой. Вернее, перед тем, что в этой темноте может скрываться.

Я почувствовала, как к щекам жарко прилила кровь и смущенно пробормотала:

– Так ты все видел?

Густой, сочный хохот бродяги расколол ночную тишину, как брошенный камень вдребезги разбивает тонкий ледок, которым успело подернуться только-только замерзшее озеро. Раферти взмахнул палкой, с силой стукнул нижним ее концом о землю – и тишина рассыпалась окончательно. Откуда-то начало доноситься уханье совы, птичья перебранка, зашумели кроны деревьев, зашуршала подгоняемая ветром палая листва. Я невольно втянула голову в плечи и шагнула поближе к бородачу, внезапно уловив движение в густой тени, притаившейся у обочины дороги по левую руку.

– Малая, да это много кто видел, а тем, кто увидеть не успел – рассказали в подробностях. Не каждый вечер все-таки менестрелям девки в отместку за поцелуй штаны поджигают, да еще хорошо так. Дырища-то, говорят, во все причинное место была, едва самое ценное ты мужику не спалила. – Раферти улыбнулся еще шире, по-отечески приобнимая меня за плечо. – Хотя если бы и спалила, не думаю, что местные на тебя в обиде были б. Менестрели, они ж не только песни складывают да на лютнях играют – они еще и девок портят за здорово живешь. И хорошо, если девица, поддавшись на складные речи и хорошее обращение, не окажется через полгода с пузом поперек себя шире.

Предрассветная тень, притаившаяся у обочины дороги, чуть просветлела, будто бы на нее упал наконец зыбкий, неясный свет молодого месяца, высветив контуры палой листвы и комьев глины. Я подняла голову – небо на востоке постепенно серело, звезд становилось все меньше, а месяц казался подтаявшей зеленоватой льдинкой на бархатисто-синем фоне.

– Ты многое замечаешь, – после недолгого молчания произнес Раферти, размеренно шагая по дороге и направляясь к перекрестку, расходящемуся «вилкой» на два пути – один вывел бы к северному тракту, проходящему через единственный известный людям цзиррейский перевал, второй, после недолгого петляния, поворачивал к югу. – Кое-кто сказал бы, что слишком многое. И научилась ты этому не в Одинокой Башне, а у берега далекого моря-океана, в своей родной деревне. Вот и ищешь себе волшебного слугу, спутника, защитника – как получится. Потому что прекрасно знаешь о том, что бывает, если слишком хорошо всматриваться в бездну.

– Она рано или поздно посмотрит на тебя в ответ, – я передернула плечами, поправила лямку заплечной сумы. – Нам говорили, что в старые времена Сумерки могли выглянуть из любой, кажущейся слишком густой тени, что граница между Сумерками и человеческим Срединным миром была слишком зыбкой и ненадежной, но потом что-то произошло – и она стала нерушимой. Фэйри – это те, кто не успел вернуться домой, кто остался и, будучи отрезанными от источника своих сил, были вынуждены заключать союзы с людьми, чтобы выжить среди них. Ведь так?

– Почти, – Раферти улыбнулся. – Люди слишком мало знают о фэйри, поэтому могут лишь догадываться о том, почему случилось так, как случилось. Хотя они правы в том, что корни этого «молодого народца» тянутся на изнанку тени, потому нередко она смотрит на Срединный мир из их глаз. Поэтому не старайся без нужды смотреть фэйри в глаза, но, если все-таки посмотрела – не отводи взгляд, малая. И тогда, быть может, ты проживешь чуточку дольше.

Я не ответила – лишь передернула плечами, будто стряхивая с них нечто невидимое, невесомое, налипшее на непромокаемую стеганую куртку, похлопала по карманам, выуживая узкую плетеную ленту, и повязала ее на голову, прижав непослушные кудри, будто обручем. Проверила, удобно ли прилегает к спине тяжелая заплечная сумка. Дорога, несмотря на поздний – хотя, вернее было бы сказать «очень ранний» – час, легко ложилась под ноги, потому и до перекрестка, к которому обычным ходом идти было часа полтора, мы добрались гораздо раньше. Небо только-только начало розоветь, сгустившиеся было предрассветные сумерки – отступать, а мы уже стояли у столба с прибитыми к самой верхушке его дорожными указателями. Один на север, второй на юго-восток.