Мика Ртуть - Дети грозы. Книга 4. Сердце убийцы

– Не задерживайте очередь. Я буду вынужден позвать стражу, – дрогнувшим голосом отозвался чиновник.

– Зови. Сейчас же. А я посмотрю, как твоя голова покатится в песок за неуважение к Императору, брату Красного Дракона.

Голова, конечно, не покатилась. Но вот бумажки и лаковый столик вспыхнули. Кажется, Роне совершенно потерял самоконтроль. Плевать. За Дайма он снесет эту шисову стену вместе с половиной Хмирны. Двуединые поймут, на остальных – плевать.

Чиновник вскочил, вереща что-то очень гневное. Очередь позади Роне заволновалась и попятилась. В воротах открылись воротца поменьше. И наконец-то вышел шер. Слабенький, с едва заметной аурой света и воды, но хотя бы шер. Сначала он что-то заорал чиновнику, потом – махнул отбой отряду стражи, сверкающей балаганно-яркими доспехами за его спиной. И поклонился Роне.

– Рады приветствовать сына Тьмы и Огня в Благословенной Земле Под…

– Целителя, немедленно, – оборвал его Роне. – Вы, слепой идиот! Светлый шер Брайнон умирает!

Узкие глазки хмирского шера стали почти круглыми, когда он вгляделся в силовой кокон, висящий в воздухе перед Роне.

– Сейчас, сейчас! Целителя, живо! Прошу, темный шер, сюда!

Наконец-то стража расступилась, и Роне шагнул на благословенную и прочая, прочая, землю. За стеной обнаружился городок, самый обычный торговый городишко, разве что говорили тут на всех языках Тверди, а крыши красили в красный цвет, цвет благословенного Огня.

Роне не очень понял, как ему удалось донести силовой кокон с Даймом до одного из ближних домов, и тем более – как удалось снять его достаточно медленно и бережно, чтобы не повредить поле стазиса.

– Дальше вы сами, светлый шер, – сказал он мутному пятну, которое по всей вероятности и было хмирским целителем.

А дальше он, кажется, сел прямо там, где стоял. И пил что-то, что ему дали. И с трудом открыл глаза – через минуту или две, или десять…

– Дюбрайн, ты живой? – хрипло спросил он, удивляясь, до чего его голос похож на воронье карканье.

– Светлый шер жить, да, жить. Нельзя тьма. Уходить. Смерть! – Кто-то толкал Роне в плечо и требовал… а, да. Нельзя тьму. Он сам знает, что нельзя. Вот только встанет.

– Скажите ему, я приду. Завтра. Скажите…

– Нельзя тьма. Нельзя завтра. Долго лечить. Уходить! Скоро-скоро уходить.

– Дюбрайн, ты меня слышишь, шисов ты дысс? Дайм!

– Не говорить! Уходить!

Не отзывается… проклятье… но дышит, Роне слышит его дыхание и чувствует биение сердца. Значит, все будет хорошо. Обязательно будет. Надо только добраться до Метрополии. Очень быстро, сейчас же… Сколько времени?

– Который час? Время?..

– Рассвет. Уходить. Не возвращаться.

– Хорошо, уходить… Я вернусь, Дайм. Слышишь? Я вернусь, мой свет!..

Роне не помнил, сам ли он дошел до Ниньи, или его довели хмирцы. Помнил только, как шепнул ей: в Метрополию, моя девочка, давай, быстро-быстро, быстрее солнца. И она послушалась: в Метрополии они были вместе с рассветом.

А потом…

Потом был Суард. Площадь Близнецов. Свадьба, больше похожая на похороны. И – ненависть. Прекрасная, чистая, животворящая ненависть.

– Я ненавижу тебя, – прошипела Шуалейда…

И Роне снова почувствовал себя живым. Почти.

Вот только продолжалось это недолго.

6 день каштанового цвета, Риль Суардис

Роне шер Бастерхази

Он продержался ровно до порога собственной башни и рухнул, едва войдя домой. Он плохо понимал, кто подхватил его и перенес на лабораторный стол – то ли Эйты, то ли Тюф, то ли и вовсе Ссеубех. Но голос точно был его, живущего в фолианте духа древнего некроманта. Он ругался на всех двенадцати языках Тверди, гонял умертвие и гоблина за ингредиентами и кристаллами-накопителями, но главное – Роне наконец-то мог закрыть глаза и уснуть.