Татьяна Коростышевская - Сковородка судного дня

– С этого и надо начинать, – поддержали в толпе, стали наперебой советовать, как и что вельможной панне Ясне сказать, чтобы она документы выправила.

Пришлый кивал, улыбался, даже не пытаясь запомнить разнообразные важные сведения. Старая Агнешка зычно прокричала:

– Остыньте, добрые люди. Или у вас вся работа по хозяйству переделана? Или не стынет обед на ваших кухнях? – И обратилась к Мареку уже потише. – Ко мне, хлопчик, ступай; пока суд да дело, поможешь по мелочи старухе, а я тебе закуток какой для ночевки отведу. Расходитесь, добрые люди, вечером наш гость, по обычаю, с вами пару кружек пива опрокинет, колбасками закусит, тогда и поговорите.

Спасенный от народного внимания Марек вошел в дом Агнешки, вежливо поклонился, сложив перед грудью руки:

– Спасибо, вельможная пани. Только колбасок я не ем.

Старуха вернула поклон и сдернула накидку с парадного гостевого кресла в гостиной, сама опустилась в хозяйское:

– Смерть моя близко, потому врать не смей.

Марек осматривал чистенькую обстановку, но при этих словах подобрался, уставился на Агнешку глазами-сливами:

– Что в моей истории вызвало недоверие вельможной пани?

– Из тебя, чернявый, работник, как из меня бургомистр. Точно Петрик с мельницы заметил: не трудился ты ручками и не побирался. Одежда на тебе дорогая, не наша. Под плащом почти не видно, но у ворота раньше кружева были и шитье канительное по груди. Золотое?

Марек кивнул:

– Пришлось спороть и продать. Вельможная пани швея?

– Именно. Сорок годков и еще девять с иголкой крючилась. И знаешь, что скажу? Старинная у тебя одежда, не по моде. Такую как раз четыре десятка лет назад носили.

– Два, – пробормотал пришлый, – но не важно, продолжайте, пани хозяйка. Может, я по случаю дорогим нарядом разжился?

– Нет, хлопчик, – вздохнула старуха. – На тебя шили, по меркам, и подгоняли по фигуре, на что угодно поспорю. А еще поспорю, что сначала ты Рышарду правду сказал: за невестами ты в Лимбург явился, за какой-то только тебе нужной панной. Только из соседских девиц ни одна тебя не заинтересовала.

Марек хищно оскалился:

– Сначала всех нужно посмотреть.

Агнешка опять вздохнула:

– Боюсь, что с теми девами, что тебя на горе священной лобзали, ни одна земная в сравнение не идет.

Пауза в гостиной повисла тяжелая, густая, пришлый удивленно приподнял брови. Старуха пояснила:

– Раньше, когда я еще девчонкой была, у нас таких, как ты, больше бывало, замороченных паннами-феями с волшебных гор да в мир отпущенных. Не приживались они у нас.

– Почему?

– Да кто вас, чародеев, разберет. – Агнешка хихикнула. – К сестрице моей Фране, помню, один такой отпущенец сватался, обещался тайны какие-то открыть, заморочил. Вдвоем ушли, за тайнами. А ты, волшебник, за какой явился?

Вопрос прозвучал резко, и Марек тряхнул головой, как ото сна. Черные, как крылья ворона, волосы рассыпались по плечам:

– За своей, вельможная пани, за своей личной тайной. А еще за памятью.

Таиться дальше он не стал:

– Кто я и откуда, не помню. Авалонские феи меня из реки Забвения вытащили, память в ней осталась… Разумеется, за спасение мне пришлось их отблагодарить, и благодарность эта лет на двадцать затянулась по нашему времени.

– Как определил?

– Ну, кое-что я все-таки помню: в Тарифе князь другой, Скасгардия с Доманией воюют, а тогда она только с Ардерой замирилась. Ну и прочее по мелочи. Феи-забавницы сказали, что раньше я сильным магом был, и что силы эти просто так исчезнуть не могут. А еще – что они напрямую с моими воспоминаниями связаны.

– А невеста?

Марек поморщился:

– В ней ключ, вельможная пани. Мне обещали, что, как только я нужную женщину увижу, сразу пойму.

– Давно ищешь?

– Больше года. – Пришлый вздохнул. – Половину Тарифа шагами измерил, города, городишки, деревни, труппы бродячих актеров, шествия паломников, все впустую. Если в Лимбурге ничего не екнет, придется в другое королевство отправляться, в Ардеру. Мне подсказку еще крошечную дали: «Найдешь, где потерял», поэтому искать я вдоль той самой реки решил. Это у фей она Забвения – Лимб, – здесь кто как называет.

– Наша Лимбовка? – не удивилась старуха. – Ладно, пан чародей, помогу, в память о сестрице своей полоумной. Поживи пока, осмотрись, а через десять дней большой праздник будет, на нем весь город соберется, все панны и пани, что помоложе, станут хороводы вокруг камней медоточивых водить. Если там у тебя сердце екнет…