Татьяна Коростышевская - Сковородка судного дня

Марек не дослушал, как будто деньги его не интересовали, развернулся на каблуках и пошел к двери.

– Какая же ты, Аделька, зараза!

Франчишка шипела, тесня меня за стойку, ее шею опять оседлала злыдня, она болтала ножками, бормотала девице на ухо:

– Разлучница! Она и Петрика пыталась увести, и хороводной королевой в том году стала, и в позапрошлом тоже. В патлы ей вцеплюсь! Рожу расцарапаю!

Франчишка думала, что это ее мысли, но я-то слышала. Пальцы привычно сомкнулись на ручке моей фамильной сковородки. Моравские колбаски, славные на весь Лимбург и далеко за его пределами, вполне обычные, ни в фарше, ни в оболочке секретов нет, исключительный и неповторимый вкус им придает приготовление на этой самой сковороде. Те колбаски, что на ней сейчас жарились, я сбросила в блюдо и, когда соперница потянулась к моим волосам, махнула сковородой над ее макушкой. Злыдня развеялась, Франчишка испуганно взвизгнула, решив, что я собиралась ее огреть.

– Мы на дуэль смотреть будем? – спросила я спокойно, возвращая посуду на огонь. – А то вдруг она быстро закончится и наших мужиков другие панны разберут?

Тетка Гражина басовито хохотнула:

– Нашего не разберут, он уже совсем наш.

Панна мясникова этого не слышала, она уже расталкивала людей за порогом. Мне толкаться не пришлось, гости вежливо расступились. С крыльца я увидела, что Петрик, голый по пояс, встряхивает кулачищами, приятели трогают уважительно его бицепсы и улюлюкают. Марек тоже разделся. Худой, жилистый, крепкие плечи, вопреки ожиданиям не хлюпик, на смуглом животе выделяются квадратики мускулов.

– Откормить бы не помешало, – протянула тетка жалобно. – Адичка, неужели ты позволишь этому громиле-мукомолу нашего мужика калечить?

Я фыркнула. А что я могу? Никогда такого не было, чтоб женщины в мужские разбирательства совались. И сегодня не будет.

Марек встретился со мной взглядом, улыбнулся. Хорошие зубы, жалко, что Петрик их ему проредит. Нос, наверное, тоже своротит.

– Между ног не бить! – провозгласил пан Рышард, его чудом уцелевшая гармоника болталась на плече и повизгивала мехами. – До первой крови!

– Ну уж нет, – взревел Петрик. – До победы! И чтоб проигравший извинился и поклялся на панну Богуславну мясникову не зариться.

– Хочешь, я тебе это прямо сейчас пообещаю?

– Струсил?

Марек затягивал в хвост волосы, его руки были подняты, корпус открыт. Петрик бросился к нему, занес кулак и упал от быстрой подножки.

– Дерешься как баба!

– Да что ты, милый, – рассмеялся чернявый, – я еще и не начинал. Вставай, продолжим.

Он уже справился с волосами, но стойку принимать не торопился. На поясе болтались пустые ножны. Тарифские мужчины ножи в карманах носят, в специальных карманах. И штаны у пришлого не наши: узкие, длинные, заправленные в кожаные сапоги.

Скоро стало понятно, что Марек – опытный боец. Он уходил от ударов, быстро менял положение, его кулаки не сокрушали, жалили соперника. Помощник мельника запыхался, стал много пропускать. От прямого в челюсть пошатнулся, с трудом устоял на ногах. У него по подбородку текла кровь, глаз заплыл.

– Адичка, – отвлекла меня от зрелища тетка Гражина, – сходи к старой Агнешке, пора.

Сковородку я брать не стала, потихоньку пересекла площадь, здороваясь со встречными знакомыми. На улице Княжей народа уже не было, я ускорила шаг. Дверь агнешникиного домика скрипнула, хозяйка ждала меня в спальне. Празднично одетая старушка лежала на узкой кроватке, сложив на груди руки. Она не дышала. Я присела рядом:

– Вельможна пани подготовилась?

– Чтоб не говорили, что Агнешка покойная грязнулей была, – прошелестело из угла.

– Никто не скажет…

– А что скажут?

– Скажут, мастерицей была, каких мало, хозяйкой хорошей, чистюлей…

С каждым моим словом призрак хозяйки выступал из теней. Юбка в пол по старой моде, крахмальная блузка топорщится кружевами, жилетка расшита речным жемчугом и стеклярусом, волосы аккуратно, волосок к волоску, причесаны и скреплены жемчужным гребнем.

– Ступайте, бабушка, – сказала я, – в чертоги пана нашего Спящего, обещаю на девятый и на сороковой день о вас вспомнить, и через год.

Агнешка улыбнулась:

– А вижу-то как хорошо теперь! Красавицей ты, Адель, у матушки выросла. Передать чего пани Мораве, как встречусь?

– Скажите, справляюсь пока.

Старушка помялась:

– Уйду. Племянник похоронит, у нас договорено все, наследство, дом ему достанется. Еще одно, Моравянка, хлопец мой, постоялец-чародей… Приюти, пока он невесту свою найдет.