Роман Алёшин - Летопись Затмения - Чему быть, того не миновать

Воспоминания плавали как щепки в воде: сломанные, острые и разрозненные, но не желающие тонуть в туманном озере беспамятства. Пока он еще помнил, как его зовут, пока проклятая болезнь еще не превратила его в юродивого, неспособного отличить галлюцинацию от реальности и пока это не произошло, он будет идти к цели. Его имя Готфрид, да-а, вот его он еще помнит… пока помнит, а вот фамилию уже без подсказки не назовет. Когда-то Готфрида называли человеком во всем ищущего потехи, и он слыл типичным гулякой каких тысячи. Сейчас же он стал человеком во всем дошедшим до края. Человеком в чьем единственном глазу тлело безумие и болезнь, прогрызающая его мозг подобно червю, пожирающему яблоко. Периодическая потеря кратковременной и долговременной памяти, а также болезненные галлюцинации – лишь вершина айсберга тех проблем, в незавидной коллекции его несчастий. Куда большие неудобства причиняли повторяющиеся, непроизвольные падения и обмороки. Иногда он забывал целые недели и не помнил, как оказался в том или ином месте. Готфрид знал, что путешествие прикончит его, но он никогда бы не подумал, что это будет столь неспешно и коварно. Штука в том, что смерть находилась внутри него самого, а не извне. У Готфрида не осталось ничего кроме его цели – встречи с Лучезарами. Увы, никто иной как считал рыцарь, его требования выполнить не мог. Надо сказать, что обращаться к богам и требовать что-то, для людей всегда дело обычное. Тут Готфрид не отличался от прочих за одним единственным моментом, кардинально меняющим суть сего деликатного дела. Он не собирался возносить руки к небесам и просить светоносных о чем-то, о нет! Готфрид хотел озвучить свои требования, наступив им на горло и желательно, чтобы позади него к небесам тянулись языки пламени, пылающей обители этих самых богов. Да, вот так… вот так он считал, выйдет толк от диалога с богами и никак иначе. Готфрид слыл прагматичным реалистом, в этом ему не откажешь. Однако сейчас это качество сыграло против него, ведь оно даже не нашептывало ему на ухо, нет, оно, грубо хватая его за волосы, истерично вопило, что он никогда не достигнет своей цели. Готфрид и сам это понимал, но все же с безжалостным упрямством продолжал идти вперед, потому что ничего другого у него попросту не оставалось. Ему некуда и самое главное, не к кому возвращаться, кроме как идти к своей цели. Ложе его мыслей делили меж собой прогрессирующая болезнь и цель. Последняя проявляла такое рвение, что практически вытеснила болезнь. Эта цель требовала все, или ничего. Все дни, все часы и минуты – все то немногое время, что у него осталось. Впрочем, конкретно сейчас Готфрид все еще пытался привести мысли в порядок и понять, кто эти двое незнакомцев, что спасли жизнь ему и его соратникам? Быть может очередная галлюцинация, порождение болезни, облюбовавшей его мозг? А может он просто уже забыл их, и незнакомцы его давние друзья? Нет, последнее исключено, он помнил, как встретил их. Готфрид всегда знал, что поход в южные земли Затмения простотой отличаться не будет, но чтобы вот так вот… когда весь мир горит у тебя на глазах, а среди пламени точно тени, снуют железные исполины причудливых форм. Нет, определенно, к этому он не был готов, как, в общем-то, и всегда. В мире тьмы, мире Затмения можно быть готовым лишь к одному – незнанию, что ждет впереди.

Готфрид рассматривал пассажиров на передних креслах странного экипажа без лошадей. Впереди и слева от него, за рулем сидела молодая девушка в доспехах, черных, как и ее волосы. Готфрид был уверен, что это доспехи, несмотря на их необычность. Только сумасшедший осмелился бы разгуливать в Затмении без надежной защиты. Доспехи могли пригодиться уже хотя бы ради того, чтобы насолить той твари, что будет рвать вас зубами, перемалывая ваши кости. Не вы, так хоть ваш панцирь ей посреди горла встанет или меж зубов застрянет – хоть какое-то утешение. Если бы за столь непродолжительное знакомство Готфрид не успел узнать имени девушки, то про себя дал бы ей прозвище – Война. Жесткая и закаленная как кожаный хлыст, она смеялась в лицо опасности, слушая как та хрустит под ее сапогами, а безумство развернувшегося вокруг хаоса не вызывало у нее ничего кроме веселого азарта. Ей все было мало и встань сейчас весь мир с ног на голову, точно переворачивающийся айсберг, девушка бы обрадовалась крутому склону и взяла на него курс, чтобы испытать экстаз от полета с горки на своем железном экипаже. Готфрид был уверен, что она занимает во всем происходящем далеко не последнюю роль. Ее звали Селена и судя разрезу глаз, родом она из Дашара. Хотя откуда ты родом в Затмении не имело значения. Тут имело значение лишь то, насколько хорошо ты умеешь выживать там, где девять из десяти погибли бы в первые же полчаса.