Ольга Романовская - Куплю жену. Дорого

Августа отогнала неясную тоску по упущенным возможностям и принялась искать трусики. Все равно не вышло бы из нее ничего путного, на год позже оказалась бы в такой же школе.

Дела семьи и прежде шли плохо. Отец тяжело болел, и Августа больше тревожилась о нем, матери и маленькой сестре, нежели о мужчинах, поэтому затянула с девственностью. Но вчера с ней наконец было покончено.

Эдуард казался уставшей тащить все на своих плечах Августе долгожданным глотком свежего воздуха. Что она видела за те два года, которые провела в Умайне? Одноэтажное здание школы, в которой вечно пахло гарью и мышами. Скучающие лица детей, мечтавших скорей сбежать с уроков. Коллег, которые не могли отличить magia spiritum от magia mentalica, но мнили себя знатоками жизни. Августу тошнило от их поучений, советов скорее найти мужчину и забеременеть. Почти все представители сильного пола, они считали юную учительницу недоразумением, даже порывались помочь ей в реализации женского счастья. Августа мужественно терпела. По контракту она не имела права уволиться целых три года. Но если все же выдержит, а она выдержит, то станет старшей учительницей, получит прибавку к жалованью.

Снова деньги. Отыне все в ее жизни упиралось в деньги.

В дверь постучались.

Решив, что вернулся Эдуард, Августа метнулась открывать. Увы, на пороге стояла хозяйка. Поджав тонкие губы, она осуждающе уставилась на квартирантку. Августа остро ощутила свою наготу и плотно сжала бедра. Захотелось немедленно вымыться, стереть последствия бурной ночи. Кончики ее ушей горели. Казалось, хозяйка знала, даже как именно она вчера занималась любовью. К счастью, пожилая женщина промолчала и протянула ей стопку конвертов:

– Принесли с утренней почтой.

Поблагодарив, Августа хотела закрыть дверь, когда хозяйка высказалась-таки насчет ее поведения:

– Очень надеюсь, что вы не превратите мою квартиру в бордель. В противном случае я буду вынуждена отказать вам от комнаты.

Августа недоуменно покосилась на нее. Сначала она решила, что хозяйка не одобряла добрачные связи, но затем ее взгляд упал на тумбочку рядом с дверью. Там Августа держала разную мелочовку: шарфик, перчатки. Теперь поверх этого поблескивали две медные монетки номиналом в пять грошей – во столько оценил ее любовь Эдуард.

Кровь отхлынула от лица Августы. Покачнувшись, она деревянным голосом пробормотала:

– Это не то, о чем вы подумали. Знакомый вернул долг.

– Надеюсь! – недоверчиво хмыкнула хозяйка и наконец-то ушла.

Августа, как в тумане, закрыла за ней дверь и рухнула на пол поверх сползшего одеяла.

Десять грошей – стоимость трех селедок на рынке. За такие деньги Эдуарду вряд ли удалось бы снять шлюху на ночь. В душе закипала ненависть. Вот как он оценил ее! А она, дура, поверила. Месяц, целый месяц Эдуард красиво ухаживал, встречал ее после работы, водил на реку. А потом грубо взял возле лестницы. Почему она не оттолкнула его? Разве так вел бы себя влюбленный? Но тогда Августа сгорала от желания, думала только о его губах, руках, даже умолчала о девственности. Помнится, Эдуарду очень не понравилось, когда он почувствовал нежданную преграду, однако Августа неумелыми, но искренними ласками убедила его продолжить. И вот награда – десять грошей.

Августа тряхнула копной русых волос и рассмеялась. Она хохотала и хохотала, уткнувшись в сложенные лодочкой ладони. И вдруг резко перестала, подхватила с пола одеяло и швырнула на постель.

Взгляд снова упал на злосчастные деньги. Нет, она их не выбросит: красивые жесты для аристократок. Три селедки – так три селедки.

– Дешево же дали за твою девственность! – прошипела Августа. – Надо было в университете кому-нибудь дать, глядишь, на серебряный драмм наработала бы. Там ребята состоятельные, да и ты моложе была, выше ценилась.

Она не заплачет, нет, не заплачет, извлечет урок и пойдет дальше. Дура, беспросветная дура!

Одинокая слезинка скатилась-таки по щеке. Августа шмыгнула носом и смахнула ее костяшками пальцев.

Ее растоптали? Что ж, хотя бы не ограбили. Августа проверила, Эдуард не позарился на ее скудные сбережения. Или все же отыскал их и из жалости оставил те самые гроши? Они будут не лишними: на все про все до конца месяца у нее оставалась четверть драмма. Теперь с подаренными десятью грошами уже треть.

– Ублюдок! – Августа от души припечатала вероломного возлюбленного. – Мы еще поговорим, сегодня же. Я прекрасно знаю, где ты служишь, где вечерами пьешь эль. Я тебе все выскажу при свидетелях! А если ты вдобавок сделал мне ребенка…