Виктория Серебрянская - Тариф на любовь

На меня равнодушно смотрели такие знакомые, такие любимые зеленые глаза. Алекс!

Ноги враз стали ватными. А мраморный роскошный пол агрессивно бросился мне в лицо. По ушам ударил встревоженный вскрик Ипатова: «Анька!» Но в глазах уже потемнело. И случилось то, чего я так боялась. Я провалилась в обморок.

Пришла в себя я под звучный аккомпанемент ругательств Ипатова. Видимо, в отключке я была совсем недолго – спустя всего пару секунд я поняла, что нахожусь на руках у бухгалтера. А цедящий ругательства сквозь зубы Ипатов несет меня, очевидно, в номер. Где-то совсем близко слышалась нервная скороговорка переводчицы:

– Ей еще в самолете было не очень хорошо, Борис Викторович! А тут еще и жара эта!

– Татьяна, не тарахти! – По голосу Борисыча можно было сразу понять, что шеф раздражен.

– Но, Борис Викторович, Ане нужно отлежаться! А я ее сегодня заменю! Все равно сейчас основная нагрузка на мне, как на переводчике. А кому позвонить и что сказать у Ани все расписано. Она очень обязательная, Аня! У нее целый план расписан!

Послышался мужской стон, как от зубной боли. И я проглотила улыбку. Танька кого хочешь доведет до белого каления!

– Очнулась? – Ипатов, заметив, что я пришла в себя, перестал материться. – Напугала ты меня, Анька, до мокрых портков. Хорошо хоть этот мужик, что проходил мимо, оказался шустрым, поймал тебя. А то я растерялся. Стою, идиот идиотом. Ты б наверняка голову бы разбила. А я даже не сообразил поблагодарить. Надо Татьяну заслать, чтоб узнала в каком он номере остановился, и исправиться.

У меня вырвался вздох. В груди стало чуточку теплее. Меня поймал Алекс. Значит, не смог равнодушно пройти мимо. Значить, хоть что-то в душе, но осталось.

Ипатов донес меня не только до дверей номера, но и занес внутрь. На все мои протесты сказал, как отрезал:

– Тут иностранца нету, ловить тебя некому. Так что я лучше донесу тебя до кровати. – На этом мне пришлось заткнуться.

А Коля и вправду донес меня до кровати. И очень бережно уложил на нее. Открыл было рот что-то сказать. Но его прервал властный голос Борисыча:

– Коля, спасибо, иди к себе. Татьяна, ты рвалась выполнить самостоятельно сегодня всю подготовительную работу? Она твоя. Посмотрим, как справишься.

Чуть повернув голову, я покосилась на порозовевшую Танечку, беззвучно открывающую и закрывающую рот.

– Ну? Чего встала? Работа сама себя не сделает!

Таня пулей вылетела из моего номера. А я чуть нахмурилась ей вслед. Что-то шеф сегодня чересчур груб. Наверное, сейчас и мне прилетит. Но я немного ошиблась в своих прогнозах.

Ясеневский дождался, пока за переводчицей закрылась дверь, тяжело вздохнул, и грузно опустился на край кровати. И как-то сразу проступил, стал виден его возраст. Хотя нет, сейчас шеф выглядел лет на десять старше. Стали сильнее заметны обычно не бросающиеся в глаза морщины. Под его глазами я едва ли не впервые увидела глубокие тени. Почти синяки. Сдает Борисыч. Или это просто перелет? А потом еще и я добавила нервов.

Посидев пару минут в абсолютной тишине, Борисыч приказал:

– Рассказывай.

Я пожала плечами и попыталась сесть. Неуютно как-то разговаривать с шефом из положения лежа. Но Борисыч прекратил мои трепыхания одним властным:

– Лежи! Рассказывать можно и так. А я подумаю, что мне с тобою делать.

Рассказывать, так рассказывать. Ощущая себя не в своей тарелке от пристального взгляда Ясеневского, я начала говорить. О том, как банальная затяжная простуда переросла для меня в лейкоз. О том, что не считаю нужным даже пытаться лечиться. Все равно шансов на выздоровление почти нет. И о том, что собиралась рассказать обо всем после командировки. И просить искать мне замену. Чтобы я успела ее всему обучить.

По шефу было видно, что он ожидал всего, чего угодно. Но только не такого.

– Даааа, Аня, ну и новости у тебя. Даже не знаю, что сказать. Я-то, старый дурак, думал, что ты беременна. Хотел папаше незадачливому по шее накостылять, что отпустил тебя в командировку. А ты…

– А я умираю.

Слова сами собой слетели с языка и булыжниками гулко ухнули в пустоту. С некоторым изумлением я наблюдала, как дернулся от них Борисыч. И свирепо зыркнул на меня:

– Не говори ерунды. Шанс на излечение остается всегда. Если у тебя не хватит денег на лечение, корпорация поможет. Безвозмездно.

Я цинично усмехнулась:

– Идиотское и бесполезное вложение денежных средств. Нет у меня шансов, Борис Викторович. Четвертая стадия. Врач дал мне от силы три месяца. Это если буду беречься. Но какой смысл прятаться от жизни? Чтобы ее остатки прошли мимо?