Виктория Серебрянская - Тариф на предательство

Голод. Как много граней и оттенков в одном этом слове. Голод может быть таким разным, таким многоликим. Но в итоге за всеми его масками скрывается одно – жажда поглощения. Не важно чего: пищи, ласки или жизненных сил.

В этом проклятом, лишенном даже малейших крупиц магии, техногенном мире голод был диким зверем, терзающим жестоко и без жалости. Голод был монстром, едва ли не более страшным, чем он сам. В условиях полного отсутствия магии утолить голод было практически невозможно. Можно было лишь заглушить на время. Обмануть. Усыпить на короткий период. Но он всегда возвращался, беспощадно мстя. Подчиняя себе, порабощая. Требуя все новых и новых жизненных сил. Чужих жизненных сил. И ему снова приходилось выходить на охоту. Ненавидя себя за эту слабость. И не имея сил не подчиниться.

Сколько он уже жил в этом мире? Сотню лет? Тысячу? Он давно уже сбился со счета. Но все еще не утратил надежды однажды найти ключ к воротам в собственный мир. В мир, богатый магией. Где ему не придется, как самому ничтожному из существ, отнимать чужие жизни, чтобы спасти свою. Где у него будет собственный дом. Где не придется скитаться с места на место, подобно нищему. Мир, в котором ему не придется унижаться, подстраиваясь под чужие реалии. Мир, дорогу в который он безуспешно ищет уже многие десятки лет. Но, как здесь говорят, кто ищет, тот всегда найдет. И однажды ему повезет.

Сегодня как раз подходящая ночь для поисков. День всех святых, как его тут называют, умирая, настолько истончает стенки миров, что ему иногда кажется, будто в этот обездоленный мир в эти мгновения просачиваются драгоценные частицы магии. Это обман, конечно. Иллюзия. Но, если найти сильную ведьму, то открыть врата в другой мир не составит никакого труда. Надо только ее найти.

К тому же, сегодня полнолуние Кровавой луны. В его родном мире особая магия этих часов сводила оборотней с ума. И наполняла магов неповторимой силой багровой магии. Магии, которая наполняла эфир очень короткое время под светом Кровавой луны.

Он поднял голову и посмотрел на низкий хмурый лик ночного светила. Скоро все начнется. И если боги этого мира хоть чуть-чуть будут к нему благосклонны, то скоро он перестанет их раздражать своим присутствием и сокращать поголовье их почитателей. Скорее бы. Он решительно сделал шаг в пустоту и изящно спрыгнул с крыши обшарпанной пятиэтажки, в которой обитал последние пару месяцев. Сильные ноги легко спружинили, гася инерцию прыжка. Когда он выпрямился, то увидел парочку местных пьянчужек, которые улепетывали от него на всех парах, мгновенно протрезвев от увиденного. Он хмыкнул им вслед. Живите. Сегодня не до ваших жалких жизней.

Злость распирала меня изнутри. Бурлила и кипела, требуя выхода. Я поддела носком кроссовка валявшуюся на дороге жестянку из-под энергетика и, вымещая злость, с такой силой ее пнула, что несчастную банку искорежило. При виде полученного результата я злобно хмыкнула. Неплохо было бы, если бы на месте этой проклятой жестянки оказалась Аникеева. И жаль, что это совершенно не реально.

***

Мы втроем: я, Янка Аникеева и Лизка Захарова, собирались как следует отметить Хэллоуин. План был грандиозным. И первоначально в нем должны были принять участие все наши одноклассники. Но, как всегда бывает в таких случаях, все рухнуло. Кого-то не отпустили предки. Кто-то сам сдрейфил наряжаться нечистью и намеренно себя уродовать. Так что остались только мы трое. Помниться, Янка только презрительно фыркнула. Типа, ну и ладно, нам же лучше! Меньше народу, больше кислороду!

В итоге было решено, что я и Лизка нарядимся ведьмами. А Аникеева будет изображать пойманную нами вампиршу. И почему я позволила себя уговорить? Почему даже ни на секунду не задумалась, как я буду выглядеть рядом с высокой, тощей и нескладной Захаровой? Наверное, потому, что предполагалось чудить втроем, без одноклассников. Но опять-таки, о том, что никого кроме нас не будет, нам сказала Аникеева. И где была моя голова? Почему я безоговорочно поверила Янке? Я сама не знала.

Я ухлопала несколько часов, чтобы жестко начесать свою шевелюру. А потом это воронье гнездо в нескольких местах перехватила обрывками пеньковой веревки, стыренной у отчима, образовав чуть ли не десяток кривых хвостов-пальмочек. Одолжив у Янки черный косметический карандаш и тушь, я густо намалевала глаза. И, за неимением черной помады, тем же карандашом подвела губы. Получившаяся образина ужаснула меня саму. Но Аникеева залихватски выбросила вперед два больших пальца и закатила глаза от восторга. Я растаяла. Дура.