Андрей Терехов - Ты будешь смеяться, мой князь

– Почему именно такое?

Он помолчал и снова поерзал.

– Ладно звучит, вельможная панна.

На этот раз помолчала шляхтянка.

– Над-зе-я. Пожалуй, и впрямь ладно. Пан Збышек?

– Да, вельможная панна?

– Называйте меня теперь Надзеей. Притомилась я без имени жить.

Когда все пошло прахом, за слюдяным окном стояла ветреная зимняя ночь. Облака неслись по небу, то открывая, то скрадывая в своих клоках луну, и следом то озарялась, то скрывалась в полумраке спящая Надзея.

Збышек ею любовался. Ему хотелось зарыться лицом в серебристо-голубые волосы, щекой их почувствовать, скулами, обернуть вокруг руки. Но разве мог он? Чтобы пекарь да коснулся шляхтянки? Збышек и в горнице-то не лег бы. Пускай ударили морозы, и сени обрастали по утрам льдистой шерсткой инея – он считал, что незамужним мужчине и женщине в одних стенах спать не гоже. Надзея думала иначе:

– Хозяин дома, пан, в доме почивать должен, а не у черта на куличиках.

Вот Збышек и любовался Надзеей с соседней лавки, пока в дверь не забарабанили.

Гостями оказались дружинники. Вместо приветствия усатый сотник достал из-за пазухи свиток, запаянный красным сургучом, и протянул Збышеку.

– Велено вам передать, пан, и отвести.

– Куда отвести? – удивился Збышек.

– В письме все сказано.

– Панове, так ведь грамоте я не обучен.

К растерянному Збышеку приблизилась Надзея, которая, разбуженная голосами, тоже вышла в сени. Она надломила сургуч, развернула свиток и зачитала вслух:

– «Благословенный Богом благодетель и правитель Озерных Ялин, Вацлав Вишневецкий, князь земель от Закряжья до лесов Старой Волотвы и от Березового Рога до Запалицы, кланяется мастеру-пекарю Збышеку из Мутных Холмов и ждёт его у себя в замке, как только быстро это возможно, в зале для забав».

– Кланяется? – переспросил Збышек озадаченно.

Надзея перечитала свиток и кивнула.

Князь Вацлав вступил в те лета, когда язык бы не повернулся назвать его молодым, а пожилым – было бы себе дороже. Тем удивительнее, что высокий и могучий воин, каким видели Вацлава ещё на празднике урожая, предстал у столика для шахмат немощным бродягой. Кожа его пошла пятнами, будто заражённая пшеница, серо-стальные глаза помутнели, а волосы утратили тот цвет дубовой коры, который знали все в Ялинах. Двигался он медленно и тяжело, а звучал – точно медный горн, забитый речными голышами:

– Не знаю уж, хлопец, какими дорогами, но дошла до меня слава о твоём хлебе.

– У меня на треть белая мука, светлейший, добрая печь и ловкий подмастерье, – искренне, но с легким раздражением ответил Збышек. В натопленной комнате он мигом вспотел и мечтал об одном: сунуть разгоряченное лицо в сугроб да там и оставить.

– Соловьем заливает! – усмехнулась княжна Ядвига. Она в алом с золотом платье сидела на подоконнике и опять напоминала Збышеку петуха.

Вацлав поднял чёрного пехотинца с шахматной доски словно и не услышал.

– Велел и я его прикупить, – князь показал слона шляхтичу, с которым играл, и поставил на место белой лошади. – Пробу снял. Желудок не тяжелит, это славно. Чесноком ты его натираешь от пуза – это тоже славно. Но более всего мне в душу легло, как ты его размалевал.

Белая лошадь с мягким стуком упала в ведро, которое примостилось под шахматным столиком. Кроме него, в зале для забав имелась маленькая сцена, лавка, затянутая сукном, да ещё высокая подставка под блюда, крытая простыней. На неё-то Вацлав и посмотрел.

Збышек хотел, было, похвалить за клейма Надзею, но князь опередил его:

– Ты мне вот что, хлопец, скажи. Чертежи эти из башки берутся али ещё откуда?

– Известно откуда, – хмыкнула Ядвига, – из седалища.

Збышек нахмурился.

– Из головы, верно, светлейший.

– Из головы…

Вацлав тяжело, устало оперся бородой о кулак и снова посмотрел на простынку.

– А вон тот – тоже из головы?

Повинуясь властному жесту, Збышек подошёл к столу и откинул ткань. На блюде лежали два румяных кусках – будто бы хлебец разорвали перед едой да так и запамятовали. На горбылях темнел сложный узор: шипы и розы, охотничий лук да непонятная лошадь с рогом на лбу. Красивая, но в общем-то обычная ерунда, которую рисовала Надзея.

– Из головы, светлейший, – неуверенно ответил Збышек.

– Отец, а я говорила, – заметила Ядвига.

Вацлав посмотрел на дочь, на шляхтича, который поменял местами короля и ладью.

– Раз так, хлопец, придётся мне этой башки тебя лишить.