Яна Тарьянова - Коржик для Мохито

Он еще раз пробежался перед сном – на лапах, сбрасывая раздражение. Деревня была почти вымершей, свет горел только в трех домах, из одного из них доносились пьяные крики. Все, кто могли, уезжали. Он тоже когда-то уехал – пусть и не по своей воле. Надо бы понять, почему вернулся. Было время, когда он искренне ненавидел и эту деревню, и этот дом.

После прогулки Зорьян наелся картошки и улегся спать перед телевизором. Он подозревал, что завтра утром или днем охрана Домбровского нанесет ему визит – отдаст права, попытается припугнуть или уговорить молчать.

Предчувствия не обманули, воплотились в двойном размере. Явилась не просто охрана на двух джипах, а сам господин Венедикт Домбровский, на этот раз не на лапах, а в белых одеждах – как лучезарный ангел добра. Первым делом господин Домбровский вступил в коровью лепешку, валявшуюся на дороге. Зорьяну стоило больших трудов не расхохотаться, пугая всю округу. Он подавил смех и вышел на крыльцо с каменным лицом – всем своим видом напоминая ангелу Венедикту, что тот явился к оскорбленной добродетели. Не было никаких сомнений в том, что господин Домбровский уже знает основные вехи его биографии. Имея на руках права с настоящей фамилией, да подключив папины связи, можно многое выяснить.

Венедикт не подвел. Вытер ботинок о траву, подошел к крыльцу, потряхивая аккуратной черной челкой, ожег янтарным взглядом, вытащил из кармана права.

– Здравствуйте, офицер Бркович. Я приехал, чтобы вернуть вам документы и принести извинения за вчерашний инцидент. Я принял вас за оборотня, который месяц назад напал на меня на выходе из ночного клуба. Схожая комплекция, силуэт, движения. Несмотря на тщательное расследование, нападавшего не нашли. Мне показалось, что он явился в дом. Я удивился и даже немного испугался.

– Вам нанесли повреждения? – спросил Зорьян, забирая права.

– Он сломал мне руку. Подошел достаточно близко. Мне казалось, что я запомнил его запах. Сейчас я ни в чем не уверен.

– Очень жаль, что следствие не смогло установить личность преступника, – вежливо посочувствовал Зорьян. – Понимаю ваши опасения. Думаю, что нам стоит забыть этот неприятный инцидент. Я не буду подавать жалобу о похищении.

– Позвольте мне войти.

– У меня не убрано. Извините, не ждал гостей.

Пускать младшего Домбровского в избу не хотелось. Мало ли, чем обернется пребывание наедине. Альфа и омега, огульное обвинение в непристойном поведении… Зорьян в свое время от следователей таких историй наслушался, что шерсть дыбом вставала. С омегой, да еще и сынком миллионера, лучше держать ухо востро.

– Странно, что вы вернулись в эту развалюху и зарабатываете на жизнь сбором металлолома, – проговорил Венедикт и поднялся на одну ступеньку. – С вашим опытом можно было бы устроиться в любую службу безопасности.

– Я не ищу работу, – пожал плечами Зорьян. – Я в отпуске. Не люблю бессмысленные физические нагрузки, а подработка приносила пользу.

– А я хотел предложить вам место в моей охране.

– Нет, господин Домбровский. Я не охранник. Я полицейский снайпер.

Пять минут общения показали, что Венедикту присущи бесцеремонность и упрямство. Он пропустил мимо ушей прямой отказ и попытался просочиться в дом. Зорьяну пришлось привалиться к двери, подпирая ее спиной. Похоже, что и второй отказ – относительно работы – Венедикт не принял близко к сердцу. Уставился на Зорьяна немигающим янтарным взглядом, словно уже решил, на какой башенке замка усадит его с винтовкой, и сообщил:

– Ты мне подходишь. Я хочу, чтобы ты у меня работал.

– У меня есть постоянное место службы, – терпеливо напомнил Зорьян. – В полицейском отряде специального назначения. Я в отпуске.

– Ты ушел, потому что случайно застрелил заложника. Мне сказали, что ты не собираешься возвращаться. У тебя творческий кризис.

– У меня – что? – нешуточно удивился Зорьян.

– Ой, – Венедикт на секунду смутился. – Психологический кризис. Оговорился.

Зорьян покачал головой. Осторожно, но твердо взял ангела Венедикта под локоть, помог спуститься с крыльца и повел к калитке. Тот не вырывался, посматривал, словно опытный домушник на хитрую замочную скважину – эта отмычка не подошла, значит надо попробовать другую. Зорьян вывел наглого чернобурку на дорогу, полюбовался на веснушки на аккуратных ушах и пожелал счастливого пути.

Трудно было поверить, что Венедикт отступится без спора, но это случилось. Захлопали дверцы, взревели моторы. Джипы уехали, распугав кур и овец, чуть не задавив единственную на деревне корову. Зорьян почувствовал легкую досаду: он только-только начал осваивать искусство правильно отказывать миллионерам, а миллионеры закончились. Обидно.