Юлия Шолох - Питомник. Роза токсичная

К вечеру над лесом сгустились тучи. Они скомкались в плотную пелену, которая еле-еле пропускала сквозь себя вспышки молний. Ветер дул единой волной, срывая листья с деревьев и унося их на много миль прочь. Там разбрасывал их, сеял, как зерна, подхватывал сор и нес его обратно.

Небо медленно смешивалось, как густое тесто, и создавало в себе жуткие, отталкивающие, нечеловеческие лица.

Вместе с темнотой хлынул дождь. Ветер носил его капли с такой скоростью, что казалось – дождь идет не с неба, а со всех сторон, и жалит, как иглы.

Всадник на бешеной скорости ворвался в лес. Он не жалел коня, пригнулся к шее и больно сдавливал животному бока. Дождь с грохотом хлестал по плащу и по спине коня, тот, сойдя с тропинки, начал путаться копытами в траве и грязи, суетиться и испуганно ржать.

Всадник наконец позволил своему скакуну снизить скорость. Потом и вовсе спрыгнул на землю, пошел рядом.

Его будто не волновали ни реки ледяной воды, сквозь которую пришлось идти, почти раздвигая струи руками, ни вспышки молний над головой, ни раскаты грома, каждый раз будто бьющего прямо по голове. Всадник остановился среди тонких деревьев, которые ветер клонил почти до земли, и бросил поводья. Вскинул обе руки к небу, резко опустил вниз, к бедрам, – а потом снизу толкнул их вперед, будто хотел оттолкнуть от себя воздух.

В тот же миг перед ним задрожало зыбкое зеркало в полный рост.

Всадник нащупал поводья и зашел в зеркало, ведя за собой коня.

Хлопок – и промежуток между деревьями опустел.

В тайной долине, окруженной густым лесом, тоже была ночь, но без грозы. По небу спокойно плыли облака, похожие на брызги краски, сорвавшиеся с кисти художника. Светила луна. Травы в полях едва шелестели, вдали загадочно серебрилась гладь извилистой реки.

По дороге галопом скакал всадник.

Он оглянулся и быстро взглянул на каменные здания, которые стояли чуть в стороне. В окнах темно – монастырь спит.

Впрочем, его все равно не интересовал монастырь. Дорога вела к большому двухэтажному дому, состоящему из нескольких соединенных переходами блоков. Стены здания были покрыты потускневшими пластиковыми панелями зеленых и желтых тонов, местами увиты зарослями дикого винограда.

Окна столовой ярко светились. Должно быть, все на месте.

Бросив коня у порога, всадник единым махом перепрыгнул через несколько ступенек, взлетел на крыльцо, распахнул незапертую дверь и бросился по коридору на свет.

Он стремительно ворвался в столовую, принеся с собой запах грозы и воду, которая лилась с плаща на пол.

Ужин закончился, но в столовой было полно народу. Обитатели, как обычно в эти вечерние часы перед сном, разговаривали, обменивались знаниями, новостями, играли в настольные игры или в карты, занимались рукоделием… да просто болтали и смеялись. Всадник бросился в центр зала и закричал:

– Она мертва! Вика! Она мертва!

Все разговоры мгновенно стихли, воцарилась гулкая тишина. На пришельца со всех сторон было устремлено множество ошеломленных глаз.

Вот девушка в голубой блузке и джинсах, с русой косой набок, тщетно пытается вздохнуть. Вот пожилая женщина со строгим пучком на голове суетливо водит по столу руками, стараясь что-то нащупать. Брюнетка с короткой стрижкой раскрыла рот в беззвучном крике. Еще три похожих друг на друга, словно близнецы, девушки застыли в нелепых позах. Две девочки-подростка… Мужчина, опять женщина, уже в возрасте, молодой парень… То, что они услышали, ошеломило всех.

– Кто там говорил, что мы сможем жить с местными магами в мире? Что мы сможем с ними договориться? Ну? Кто?!

Всадник кружился среди людей, протягивая к ним руки. Руки тряслись. Дрожали губы. И неимоверное горе, которое опустилось ему на плечи, распространяло вокруг отвратительный смрад.

– Кто позволил ей попробовать? Отпустил в столицу? Обнадежил встречей с сильными мира сего? С магами? Кто решил… что у нее получится? – Всадник сбросил с головы капюшон. Открывшееся лицо молодого мужчины было искажено ненавистью. Ко всем людям. Ко всему миру. Его глаза пытливо смотрели на окружающих, каждого желая ударить в самое сердце. – Ты? Ты? И ты?

Он указывал пальцем на женщин и на мужчин с таким видом, будто ставил на них отметины, обязательства однажды расплатиться по счетам. Последним жестом ткнул в девушку в голубой блузке, которая к этому времени побледнела, будто в ней не осталось ни капли крови. Следующие слова предназначались ей.