Мира Медунова - Кара отверженного

Кристиан этого не знал. Но Юлиан неизменно доставлял ему удовольствие, огромное удовольствие, несравнимое ни с чем другим, поэтому связь между ними сохраняла жизнь. В тот день, когда они приехали за Марио, Кристиан испытал жестокое разочарование. Но вовсе не потому, что юноша выглядел скромным, тихим и некрасивым (его привлекали исключительно гордые, вызывающие, надменные и ослепительно красивые омеги), причина в том, что он осознал в Марио свою истинную пару.

Это поразило его, шокировало и привело в негодование. Его истинная пара – жалкое невзрачное создание, которое он презирал всем своим сердцем. Марио, по-видимому, ничего не почувствовал, запах Кристиана смешивался с густым ароматом Юлиана, поэтому юноша ни о чем не догадался. Но Кристиан хорошенько все осознал. И это осознание отнюдь не служило юному Андреасу на пользу. Дарроу возненавидел Марио. Да, возненавидел за то, что он – его истинная пара. Возненавидел его старое темно-серое пальто, ссутуленные плечи и волосы, рваными прядями падающие на лицо.

Эта ненависть, конечно, не имела никакого основания, но она жила и представляла для Марио серьезную угрозу. Кристиан нисколько не задумывался о его чувствах, о причинах, по которым он так странно выглядел; укорененная эгоистичность заставляла его думать исключительно о настоящем, хотя иногда прошлое имеет самое непосредственное значение.

Марио на удивление хладнокровно воспринял ледяное отношение Кристиана. Впрочем, нет, едва ли в этом было что-то удивительное. Юноша никогда не ждал от своего супруга чего-то сказочно прекрасного, с самого начала готовился к худшему и, видимо, не зря. Дарроу не питал к нему никакого уважения и, судя по всему, презирал настолько сильно, что даже не утруждал скрывать свою связь с Юлианом Шерри.

Поселившись в его дворце, Марио решил вовсе не привязываться к нему и принимать его отношение, или, вернее сказать, отсутствие всякого отношения, как должное. Кристиан, к счастью, совершенно не трогал его, встречались они лишь по утрам на завтраке и неизменно в холодном молчании. В отсутствие хозяина Марио наслаждался книгами, в которых не знал отказа, распоряжался домашними делами,– угрюмая решительность в голосе моментально подчинила ему слуг, которые в первое время язвительно поглядывали на него,– и с удовольствием ухаживал за садом позади дворца.

Яркие цветы всегда вызывали у него теплое чувство удовлетворения; хотя он предпочитал ни с кем не связываться, в академии ему хватило решимости попросить главного садовника выделить для него маленькую аллею в школьном палисаднике, и, надо сказать, цветы, что он выращивал, вызывали огромное восхищение у всех прохожих.

Да, Марио решил не привязываться. Откровенно говоря, он никогда не надеялся на счастливое будущее и, разумеется, не рассчитывал, что наследник семьи Дарроу подарит ему красивую жизнь. Можно сказать, его устраивало равнодушие супруга. Он мог безмятежно читать книги, ухаживать за садом, жить в прекрасном дворце, одеваться как душе угодно… Да, он пытался так думать, но думать и делать – не одно и то же.

Дом, конечно, достигал огромных размеров, и жили они в двух противоположных крылах, но, тем не менее, их связывала одна крыша. Одна крыша и один брак. Марио нисколько не нравились эти чувства, но он сознавал, что жить вот так в одном доме с законным супругом ему не по силам. Он стремился к пониманию, и жестокая отчужденность Кристиана страшно угнетала его. Много раз он порывался заговорить с ним во время завтрака, но гордость, сомнение или страх перед унижением заставляли его молчать.

Время шло, но ничего не менялось. А у Марио появились новые причины для негодования. Юлиан Шерри частенько ночевал у них дома и, что самое отвратительное – по утрам являлся на завтрак в сорочке, садился рядом с хозяином и держался так, словно Марио вовсе не находился в помещении. Такое наглое откровенное унижение приводило юношу в дикую ярость. Что самое странное, вся его ненависть сосредоточилась исключительно на Юлиане, хотя, в сущности, вина лежала на плечах его мужа, и Шерри делал лишь то, что ему позволялось.

Марио, конечно, испытывал злость к Дарроу, но гораздо сильнее он ненавидел Юлиана, полагая, что вина мальчишки значительно сильнее. Это мнение, естественно, не имело права на жизнь, потому что источником зла, конечно, являлся Кристиан, но Марио, очевидно, не хотел этого признавать.

Постоянные мысли о муже, невольные и понятные, в конце концов, привязали его к нему, и он, сам того не сознавая, всячески оправдывал его, не желая разочаровываться в своих чувствах. Он злился на Дарроу, но усердно питал веру, что его муж не так плох, как это есть на самом деле. Правда, эта вера имела ту ужасную подлую хрупкость, когда всякое неосторожное слово может сломить ее.